Тохтамыш нахмурился, слова Едигея задели его за живое. Разве пристало ему, Чингизиду, избегать сражения с московским князем! Однако сомнение уже засело в душе Тохтамыша, ослабив его волю. Доводы эмиров продолжали звучать в его мозгу, и отмахнуться от них Тохтамышу было не так-то просто. «Если урусы победят, то мне придется бежать, как Мамаю, – размышлял Тохтамыш. – Мои же полководцы могут обречь меня на гибель, заботясь о собственном спасении. Что касается Едигея, то он будет даже рад моей смерти. Ведь он же сам метит на ханский трон. Коль я буду разбит Дамир-молом, то татарская знать в Сарае сразу же поднимет голову. Эти лизоблюды мигом сделают ханом своего ставленника. Я же для них чужак из Синей Орды!»
После долгой-долгой паузы Тохтамыш обвел взглядом скуластые лица своих приближенных и твердо произнес:
– Войско выступает в обратный путь. Таково мое решение.
Военачальники, с напряженным вниманием взиравшие на Тохтамыша, оживились и радостно загалдели, переглядываясь друг с другом. И только Едигей презрительно скривил тонкие губы, не скрывая своего разочарования. Повернувшись к своему брату, Едигей небрежно обронил: «Стая шакалов помыкает львом!»
Совет был окончен, военачальники стали покидать ханский шатер.
Тохтамыш сделал вид, что не расслышал реплику Едигея.