Стали изучать телефонные контакты потерпевшего — а номера у него почти все с женскими именами, с полтысячи. Это привело Федора в некоторое недоумение, и группа стала прозванивать номера. Звонят Вике — а попадают на Виктора. Быстро выяснили, что имена женские, может, и души женские, и гендерно граждане себя определяли как женщины, но на самом деле это мужчины. Со всеми первичными половыми признаками. Многие женатые, многие счастливо женатые, многие имеющие детей и многие — работающие в государственных структурах. В том числе силовых. Выяснилось, что порицаемая церковью страсть обуяла самые разные слои населения, в том числе республиканский истэблишмент.
Никто из допрашиваемых не взял адвоката. Не надо, говорят, нам адвокатов и лишних ушей.
Приносили свои телефонные книжки, рассказывали о своих контактах. И круг подозреваемых оказался у Федора такой, что в жизни у него такого не было.
И вот выходят в конце концов на некоего Мишу. На него дает показания бомжеватый парень, который с Мишей познакомился и встречался в самом центре города, в сквере Чапаева. А в сквере Чапаева хорошо — кусты, скамейки, тепло, пивные ларьки, рыбка, мужики душевные и полный голубой огонек. Выходит Федор на Мишу, пытается вызвать его на допрос — а он дерзкий. Орет и на следователя, и на прокурора Федора — вы кто такие, говорит, вообще? Оказывается — начальник одного городского УВД.
Мент. Вот она, ласточка с петелькой.
Начали разрабатывать Мишу. И посыпались на него показания, и все в один голос говорят — по пятницам мы с ним встречались в сквере Чапаева. И один встречался и имел интимный контакт, и другой, и третий, а также несколько захватывающих рассказов о любимых Мишиных извращениях. Жестких.
Но почему всегда по пятницам?
Не мог он по пятницам, не верил в это прокурор Федор Алексеев. Молодой, наивный, непьющий, неженатый, Федор тем не менее твердо знал, кто бухает по пятницам, а для кого пятница — святой день. По пятницам бухают менты, прокурорские, судейские. Госорганы всякие. Остальные-то могут в любое время бухнуть, если что. А пятница — это наше время, так всегда было, в это Федор верил.
А свидетели хором показания дают: каждую пятницу встречаемся в сквере Чапаева. Мишу, мол, хорошо знаю и нежно люблю, знаток. Попили пива — я ему в кустах. Еще попили, сходили в кусты — он мне. Рыбки поели — разошлись по женам. Все нормально.
В конце концов допрашивают дерзкого Мишу. И после доверительной беседы Миша рассказывает молодому Федору: да, действительно, занимаюсь этим уже не первый год. Не наказуемо. Хожу в сквер Чапаева к юношам и дяденькам. Ненаказуемо. Женат, педерастом не являюсь, а являюсь отличником боевой и политической подготовки.
И Федор, уж когда все записали, его спрашивает: ну а зачем тогда?
— Жена ревнивая.
— И что?
— Да как ты не понимаешь? Если я к бабе еду, от меня пахнет вином, коньяком, духами. А тут я прихожу из сквера Чапаева, от меня пахнет пивом, сигаретами, рыбой, и никаких вопросов. Пива попить вечером в пятницу — можно, к бабе съездить — нельзя. Поэтому я хожу пить пиво. Но к бабе же хочется. А к бабе нельзя. А тут то же самое.
— Ни фига ж себе то же самое!
— Да если б ты попробовал, тебя за уши оттащить нельзя было бы! Ты сходи, прокурор, попробуй, а потом разбирайся.
И это все нетолерантный Федор запротоколировал, зафиксировал в протоколах следственных действий. Сейчас жалеет. Мишу тогда из органов тихо уволили.
— Я теперь это не приветствую, — говорит Федор сейчас, напуская звериную серьезность. — У меня теперь друга позиция, я бы очень хотел, чтобы его вернули в органы правоохранительные. Чтобы там как можно больше таких людей было, как в сквере Чапаева.
Измывается над классово близкими ментами, да.
А убийство то так и не раскрыли. Позвонили откуда надо, мол, прекратить немедленно преследовать приличных людей по признаком сексуальных предпочтений — начальство Федино намек уловило. Объявили Федору выговор, да тем и кончилось.
Мариинская впадина
Райцентр Мариинский Посад — он не где-нибудь там. Он рядом с Чебоксарами, километрах в 30. Но в Посаде, конечно, уже совсем другая жизнь: иной у нее смысл, иные звезды светят мариинцам, иное солнце и иная правда разлиты в их мариинской крови.
И городской прокурор Мариинского Посада, опять же, сильно отличился. Накосячил немыслимым, грандиозным образом, так что была назначена комплексная проверка, причем колоссальных масштабов. И тебе республиканская прокуратура, и МВД, и уголовно-исполнительная инспекция, всех, кого могли, туда, в эту проверку включили — чтобы съездить и убить сразу весь район. Расстрелять, через повешение и пожизненно. Тысяча чертей на сундук мертвеца и бутылка рома. Вот как накосячил мариинский городской прокурор.
Проверка прибывает, везде в Посаде жесть, ужас и кошмар, все сотрудники полиции сгоняются и стоят парадно с выпученными глазами по периметру всего, а кто не сгоняется, тот разбежался и прячется от греха подальше, тихо сидит, не отсвечивает.