Ночь была тихая. По светлому небу над сонными, смутными далями стояли прозрачные перламутровые облачка. Луна была по другую сторону дома, и от дома падала тень на песчаную дорожку и росшие у окон кусты сирени. Дальше виднелись какие-то строения, а за ними все терялось в мягком, туманно-серебристом свете. Митеньке вдруг пришло в голову, зачем он так поторопился идти спать, когда он мог быть сейчас с этой девушкой. И какой бес его постоянно толкает сделать что-нибудь с неосновательной, бестолковой поспешностью, а потом через пять минут раскаиваться в сделанном?
Он соскочил с подоконника, подошел к двери и, приоткрыв ее в коридор, долго прислушивался и напряженно смотрел в ту сторону, где была комната Кэт.
Там было темно и совершенно тихо.
Выйдя из комнаты и осторожно притворив за собой дверь, чтобы она не скрипнула, он пошел в темноте вдоль коридора, ведя рукой по стене. Подойдя с бьющимся сердцем к двери комнаты девушки, он увидел в щель двери свет. Очевидно, она еще не спала.
— Дайте, пожалуйста, ватку, у меня опять зуб заболел, — сказал он в дверь негромко.
— Как же быть, я уже легла. Ну, ничего, входите сюда, — сказал из-за двери женский голос.
Митенька с еще более забившимся сердцем приоткрыл дверь. Девушка лежала в постели и читала книгу с лампой на ночном столике. Она прикрыла голые до плеч руки одеялом, прищурившись от падавшего на нее света лампы, смотрела на дверь, куда падала тень от абажура, и ждала, когда Митенька войдет совсем в комнату.
— Я вам не дал спать, — сказал он, чувствуя, как от волнения у него пересох рот и что, от этого волнения и от охватившей его вдруг нерешительности, он потерял свой прежний тон с ней.
— Дверь закройте, — тихо сказала Кэт, кивнув ему головой на дверь. И своим тоном, спокойным и товарищеским, сразу вернула его прежнее отношение к себе.
— Ну, как же быть с ваткой, я раздета совсем… — сказала она, беспомощно улыбнувшись и кивком головы показав на свою закрытую до подбородка одеялом фигуру.
— А где она? — спросил Митенька, как бы совсем не придавая никакого значения тому, что он стоит в комнате девушки ночью и она перед ним лежит раздетая под тонким одеялом.
— В том шкапчике.
— Ну, я достану сам.
Он подошел к шкапчику и открыл его. Но там стояло несколько одинаковых флакончиков, и он не знал, какой ему взять.
Кэт, приподнявшись на локте, отчего одеяло соскользнуло и открыло голое полное плечо, указала ему:
— Третий слева.
Митенька подошел с флакончиком к ее постели и достал ватку.
— Сами не вложите? — спросила девушка.
— Должно быть, нет, — сказал Митенька, нарочно делая неумелые попытки.
— Ну, как же быть… — Кэт беспомощно посмотрела на свою фигуру, до подбородка закрытую одеялом.
— Пожалуйста, не стесняйся, что за вздор, — сказал Митенька искренно и просто.
— Ну, все равно… — сказала вдруг Кэт. Она, подтянувшись на руках, села на постели, привалившись спиной к подушке. Одеяло соскочило и открыло ее полные руки, плечи и грудь с низким вырезом ночной сорочки.
Митенька на секунду не дал своим глазам остановиться на открывшихся плечах и руках молодой девушки, чтобы она увидела, как он совсем особенно смотрит на это и что она не раскается и не почувствует неловкости, допустив такие отношения. Ему даже самому стало приятно от своего бескорыстия и совсем необыкновенного отношения к женщине.
— Садитесь сюда, — сказала Кэт, подвинувшись на постели.
— Только «те» нужно выбросить, — заметил Митенька, улыбнувшись и глядя ей в глаза, а не на голые плечи.
— Что? — спросила девушка, еще не понимая, но уже готовая улыбнуться, как только поймет.
— Садись, а не садитесь… — пояснил Митенька. — Странно говорить друг другу «вы», когда мы так… — Он кивнул на ее плечи.
— А, ну хорошо, — сказала Кэт, — садись.
Митенька сел, прикасаясь к ее теплому мягкому боку, закрытому одеялом, но старался при этом сидеть так, чтобы видно было, что он относится к этому по-товарищески и не придает никакого значения.
И в то время, как Кэт, сидя на постели, укрепляла на спичке ватку, он сказал:
— Самое необыкновенное тут то, что я всего несколько часов знаю тебя, так же как и ты меня, и ты в одной сорочке сидишь около меня, заботишься о моем зубе, твоя грудь прикасается ко мне, и мы относимся к этому, как к чему-то вполне естественному. И в то же время это так хорошо, как никогда у меня не было. Тебе тоже хорошо?
Кэт посмотрела на Митеньку своими темно блестевшими глазами и молча кивнула головой.
— Ну, вот теперь скоро боль утихнет, — сказала она.
— Я уже почти не чувствую боли.
— Ты спать еще не хочешь, посиди со мной, — сказала Кэт, натягивая на плечо одеяло. Митенька помог ей одеться.
— Только надо погасить огонь, — сказала Кэт, — а то увидят. Дверь запер?
— Запер, — сказал Митенька.
Девушка протянула руку к лампе, увернула огонь.
— У меня к тебе удивительное чувство, — сказал Митенька, ощупав в темноте плечо девушки, — какая-то нежность и дружеская любовь. Ты подвинься немного, я прилягу рядом.