Русь. Том I

Простой, некрашеный деревянный стол на террасе уже накрывался чистой белой скатертью вышедшей из дома красивой молодой женщиной, босиком, с белыми красивыми полными ногами и в повязанном по-деревенски красном платке с торчащими над лбом ушками. Платок был немного отодвинут назад, и из-под него виднелись разделенные прямым рядом черные волосы, которые еще более оттеняли здоровый русский румянец молодого лица и темный блеск глаз. Все ее движения были упруги, точны и ловки.

Гости невольно замолчали при ее появлении и засмотрелись на нее, поняв, что Александр Павлович и с этой стороны хорошо устроился.

— Да, ты совсем хорошо живешь! — сказал с некоторым удивлением Валентин, когда хозяин появился на террасе с полной миской меда и, заметив впечатление, произведенное на гостей его подругой, улыбнулся.

— Ну, садитесь, прошу, — сказал хозяин, стоя позади стульев у стола, потирая руки и пробегая глазами по приборам.

— Не опоздать бы нам.

— Ничего. Успеем десять раз. Лучшая охота начинается с четырех часов. А сейчас только половина третьего.

— Сейчас подкрепимся, а потом на болото, — говорил Александр Павлович.

И когда выпили крепкой зеленоватой настойки, пробежавшей горячей струйкой по всем членам, стали с вилками в руках приглядываться к закускам и выбирать, куда бы ткнуть вилку.

— Наморимся как следует, — продолжал Александр Павлович, наливая по другой, — намокнем, уток настреляем и опять сюда, обсушимся и уж как следует приналяжем. А аппетит такой явится, что беда! Вот чем хороша охота на уток.

— А на дупелей разве плохо? — сказал Авенир. — Выйдешь осенним утречком, когда над полями туман легкий стоит, как пойдешь по мочежинкам, около жнивья, как начнут вылетать, только знаешь — пощелкиваешь. А кругом осенняя природа, желтые листья… Лучше нашей осени нету! Да у нас и все времена года хороши. Правда, Валентин? — Но сейчас же, как будто с некоторой обидой и разочарованием, прибавил: — Ну, тебя-то, специалиста по Уралу, положим, ничем не удивишь.

— Нет, и тут хорошо, хорошо.

— Правда, хорошо? — подхватил, загоревшись, Авенир.

Александр Павлович поглядывал на них, улыбался то одному, то другому и в то же время смотрел, чтобы рюмки гостей не стояли долго пустыми.

— Наморишься, — продолжал Авенир, — и с полной сумкой идешь домой, такой счастливый, что ничего тебе больше на свете не надо.

— Тут в самый раз выпить рябиновочки и закусить всякими благодатями, — подсказал Александр Павлович, улыбаясь и наполняя рюмки рябиновой настойкой.

— А на зайцев! — сказал Авенир. — В октябре, как листья начнут осыпаться да озими закудрявятся, — сейчас пару борзых, рог за спину, сам — на лошадь, — и несешься как черт. Летаешь, летаешь, и только к вечеру домой. А за спиной болтается пара зайцев.

— Тут в самый раз полыновочки… — сказал Александр Павлович, — согревает очень хорошо. — И налил всем полыновочки.

— Не опоздать бы на охоту, — сказал кто-то.

— Не уйдет, еще половина третьего, — заметил хозяин, бегло взглянув на стенные часы.

А потом, когда выпили померанцевой, ярлык которой хозяин показал всем, прежде чем налить, тут и пошла подаваться всякая серьезная снедь: и свежие со сметаной русские щи, и пирог к ним с поджарившейся корочкой, пропитанной горячим маслом, которое еще шипело и пузырилось в ноздреватой корке.

— Русский человек велик тем, — сказал Авенир, — что он ест и пьет, как ни один народ в мире, но он никогда не забывает…

— Чего?

— Своей великой миссии. И она давно была бы выполнена с одного маху, если бы…

— Что, «если бы»?

— Если бы иначе сложились обстоятельства, — ответил Авенир, сморщившись от горчицы, которой много хватил. Потом, оправившись, продолжал: — Кто виноват? Мы сами. Этого опять ни один народ, кроме русского, никогда про себя не скажет. Нигде не найдешь такого мужества и честности, чтобы сказали это так, как мы. А мы скажем. Да, мы все виноваты. И ты, Валентин, виноват, — говорил Авенир, стараясь чокнуться с Валентином, но какая-то невидимая сила все отводила его руку в сторону, и он попадал мимо Валентиновой рюмки, — Мы только ждем часа, и тогда широкий простор великой земли, погруженной в непробудный сон…

Разговоры, перешедшие из узких пределов охотничьих вопросов на широкий простор великой земли, показывали, что померанцевая оказалась доброй настойкой. А когда на стол подали жареного поросенка с гречневой кашей, а за ним утку с картофелем, плававшую на огромной сковороде в собственном жиру, тут настроение поднялось еще больше.

— За благополучное окончание ваших дел, — сказал Александр Павлович, обращаясь к Митеньке Воейкову, — дай бог найти покупателя хорошего.

— Покупатель уже есть, — сказал Валентин. — Владимир, к которому мы сейчас едем.

— Выпьемте за Владимира! Это настоящий русский человек, — крикнул Авенир. — И раз вы с ним сошлись, через два дня все к черту кончите.

— Надо выпить еще за здоровье Петруши, — сказал Валентин, у которого уже покраснело лицо и лоб стал чаще собираться в складки, отчего он смотрел, немного наклоняя вперед голову.