Русь. Том I

Подошел худой, очень высокий человек в синей поддевке, с костистыми выступами на спине и несколько времени стоял, опустив голову и пропуская других. Отец Георгий, взглянув на него, протянул к нему через головы других крест и данную ему дамой сторублевую бумажку. Мужчина секунду стоял без движения, тупо глядя на данные ему деньги, затем молча, с порывом поцеловал руку и быстро пошел из церкви, утирая рукой глаза. Все посмотрели ему вслед, а на лице дамы мелькнула тень разочарования, почти обиды, оттого, что ее крупный дар получил такое назначение.

Потом через головы толпившихся протянул рублевую монету оборванцу, сказав:

— Горю твоему…

И вдруг, раздвинув толпу, пошел к девушке с черными глазами, дал ей поцеловать крест и сказал:

— Душа жива… будешь жить… Помоги тебе, господи. Зайди ко мне.

Все переглядывались. Проворная старушка, умиленно улыбаясь, оглядывалась на лица стоявших около нее. Дама с белым зонтиком, незаметно пожав плечами, переглянулась со своей спутницей.

Отец Георгий, благословив всех общим широким крестом, уже в сумерках вышел из церкви. Толпа народа, теснясь в дверях, побежала за ним.

XXXV

Графиня Юлия Дмитриевна после службы, в своей черной полумонашеской одежде со спущенным густым вуалем на лице, подошла к дожидавшемуся ее у выхода Дмитрию Ильичу, кивнула ему со слабой просветленной улыбкой, слегка удивившись, почему он здесь, и пригласила его ехать с собой.

Они вышли на паперть.

— Вас как-то странно видеть без Валентина. Вы от него не имеете никаких известий? Где он?

— Нет, — сказал коротко Митенька. — И я рад, что не имею.

Графиня удивленно, внимательно посмотрела на него и ничего не сказала.

Над полями спускались сумерки. Около колокольни еще летали ласточки в тихом деревенском воздухе.

Когда они сели в поданную широкую спокойную коляску и поехали, обгоняя по дороге расходившийся народ с котомками, графиня опять внимательно посмотрела на своего спутника и, подняв густой вуаль, спросила:

— Что с вами, милый друг?

Она назвала Митеньку милым другом, и это было так неожиданно, что подействовало на него как нежная ласка.

Вся цель поездки Митеньки заключалась собственно в том, чтобы найти подкрепление своей новой линии жизни, и об этом нужно было бы сказать. Но после слов графини, после ее ласкового полуинтимного тона у него вышло совсем другое: на лицо помимо его воли легла печаль, которая, он чувствовал, привлекла молодую женщину.

Всегда почему-то бывало так, что когда он подходил к другому человеку, то начинал говорить и действовать не по линии своего внутреннего содержания, а по тому, что сознательно или бессознательно хотелось в нем видеть другому.

— Только с вами хорошо, — сказал Митенька, глядя перед собой неподвижным взглядом.

Он чувствовал, что если бы сказать эту фразу, глядя графине в глаза, то можно было бы оскорбить ее или испугать интимным оттенком полупризнания. Но когда он, как будто весь ушедши в гнетущую его мысль, говорил эти слова, не глядя на молодую женщину, он чувствовал, что это ее ни оскорбить, ни испугать не может.

И правда, графиня не отстранилась от него после этой его фразы, которая по смыслу могла быть принята как признание, а, повернувшись к нему, еще более внимательно и участливо посмотрела на него. Потом с выражением робкого вопроса положила свою руку на его руку.

Митенька ничем не проявил ни своего удивления, ни радости от этой полунежности, полуласки. Не зная, зачем он так делает, он принимал такое отношение как что-то естественное между ними.

— Ну, что же? скажите мне, — повторила графиня, — я пойму вас. И она опять с нежной тревогой и участием заглянула ему в глаза, так что он близко от своего лица видел ее черный вуаль, затемнявший ее лучистые глаза, которые всего месяц назад рассеянно посмотрели на него на большой дороге, как на чужого и ничем не интересного ей человека. Он хотел было ответить ей, но в это время они въехали в усадьбу, и коляска остановилась у старинного подъезда с точеными львами по сторонам.

Когда они вошли в обширную столовую с открытыми большими окнами в затихший к вечеру сад, Митенька, чувствуя за собой какое-то право, просто, как близкий человек, взял легкое черное пальто графини Юлии, отнес его в переднюю, потом молча взял у нее из рук шляпу с длинным черным вуалем, свернул и положил на круглый стол.

Причем он все время видел торжественно-участливый взгляд графини и, сам не зная почему, не смотрел на нее, даже делал вид, что избегает смотреть, как будто с тем, чтобы не понудить ее на выражение жалости к нему и на тяжелый для него разговор на эту тему.

— Ну, что же, милый друг? У вас что-то есть на душе? — повторила молодая женщина, взяв его руку и глядя ему в глаза.

Митенька поднял на нее глаза, которые, он чувствовал, помимо его воли стали печальными только потому, что не хотелось обмануть ожидания молодой женщины, которую, очевидно, тревожило и вместе с тем привлекало это выражение печали в нем.

Он молчал, закусив губы.