Потом Митрофан выбрался на большую дорогу, приподнял локти, подобрался и, крикнув заливисто на лошадей, пустил их вскачь по зеленому простору уходившей в бесконечную даль большой дороги. Впереди виднелись сияющие бесконечные дали и неслись в лицо вместе с рвавшимся в уши ветром.
Лошади, проскакав с версту, догнали двух ехавших с сохами мужиков и, провесив головы, пошли шагом.
Митрофан, опустив вожжи, опять стал спокойно смотреть по сторонам и помахивать кнутиком. И когда мужики с сохами свернули в сторону и стали вдоль межи пробираться к своим загонам, лошади Митрофана тоже повернули за ними, идя шагом и качая сверху вниз головами, наезжали мордами на мужиков и дышали им в шапки.
«Вот едут, — подумал Митенька Воейков, глядя на мужиков, — сейчас будут обрабатывать
землю. Но в самом деле, отчего этот народ вышел таким? Положим, что здесь исторические условия, но, с другой стороны, нельзя же все сваливать на эти условия, ведь на что-нибудь человеку даны глаза и голова! А у них даже глаз нет, чтобы видеть свое убожество. Едет, зевает по сторонам, а голова пустая. Ему и в голову не придет задать себе вопрос, почему он едет с допотопной сохой, а не с усовершенствованным плугом…».Экипаж вслед за мужиками въехал на пашню, и Митенька Воейков то и дело морщился и потирал под ложечкой, так как экипаж сильно встряхивало. Он уже начинал сердиться на Митрофана за его кратчайшие расстояния. «Он, пожалуй, ради скорости по болотам меня будет скоро возить», — подумал он, с раздражением глядя на беззаботную фигуру Митрофана, который, видя, что впереди едут и, значит, знают куда, занялся своими руками, отковыривая на ладони жесткую кожу мозолей. Но Митенька ничего ему не сказал, в надежде, что толчки, может быть, сами скоро прекратятся.
Мужики несколько раз оглядывались на барина, ехавшего неизвестно почему за ними.
— Барин, вы куда едете? — спросил один из них в лохматой зимней шапке и с разутыми длинными ногами.
И оба увидели, как барин испуганно оглянулся по сторонам, а кучер стал несколько нерешительно натягивать вожжи, как бы ожидая сзади окрика. Окрик действительно последовал.
— Ты куда едешь?! — крикнул барин на кучера.
— А что?…
— Как «а что»? Ты знаешь, куда ты едешь? Куда ты на пашню залез? Ну!
— Вот чертовы лошади-то! — сказал Митрофан, оглянувшись по сторонам.
— Ндравные? — спросил другой мужичок в грязном парусиновом картузе.
— Черт их знает, я и не видал, когда они повернули, — продолжал Митрофан, — ехал все правильно, по большой дороге, а она вон где теперь, — сказал он, оглянувшись направо. — С полверсты крюку дали. Ах, черти неладные! Я и то смотрю, что это потряхивать как будто стало.
— Хорошо «как будто», — сказал Митенька, — мне все внутренности растрясло.
— Ну, вы, распустили губы-то, — крикнул Митрофан, сердито дернув вожжи и задрав лошадям морды вверх.
— Ты сам-то не меньше их губы распустил, — сказал Митенька.
На это Митрофан ничего не возразил.
— Ну-ка, господи благослови, напрямик, — сказал он, приподнявшись на козлах и заглядывая вперед, как это делают, когда пускаются вброд в неизвестных местах. И он свистнул на лошадей.
— Тише ты, всю душу вымотаешь! — кричал Митенька, держась обеими руками за края шарабана, как держатся за края лодки, когда едут по опасной быстрине. — Ну, вот, куда ты заехал! Теперь либо целиком по овсу придется, либо в объезд. Еще больше крюку.
А на меже стояли две бабы, рвавшие в мешки траву, и, прикрыв рукой глаза от солнца, смотрели на барина в белом картузе, который крутился по пашне и по овсу.
— Чего их там домовой носит? — сказала одна в красном платке, стоя с горстью сорванной травы в руке.
— Небось, он знает, чего, — сказала другая постарше, в подоткнутой паневе и в рубахе с прорехой на груди. — В прошлом годе так-то ездили-ездили поперек поля, а потом целый клин земли и отхватили. После уже узнали, что это земномеры от казны подосланы были.
— Ну, куда же все-таки тебя нелегкая занесла? — сказал Митенька.
— А вам куда надо-то было? — спросил Митрофан, натянув вожжи и повернувшись с козел к барину.
— А ты только теперь и догадался спросить?
— Да ведь кто ж ее знал-то, — сказал неопределенно Митрофан и, как бы боясь продолжения разговора на эту тему, стал поворачивать лошадей в обратную сторону. — Должно, дождь ночью будет.
Невдалеке показалась знакомая зелень парка на бугре за церковью. Это была усадьба Тутолминых.
— Недалеко тут и крутились-то, — сказал Митрофан. — Прямо как черт разум помутил.
— Он у тебя по семи раз на неделе его мутит. Ну, поезжай к Тутолминым, а то вон туча зашла. Все равно до дому не успеем до дождя доехать. Вечно одна и та же история: едешь в одно место, попадаешь в другое.