Русь. Том II

— Вот мы тебя в отпуск отпустим и приедем к тебе в гости шашлык есть.

— Буду счастлив, ваше высокородие!

— А родители твои — бедные?

— Так точно, ваше высокородие, бедные!

— На вот, пошли им пятёрочку.

— Покорнейше благодарим, ваше высокородие!

Владимир боялся только одного: как бы не узнали, что он за птица, и не отправили куда следует. Поэтому он старался держаться скромнее и охотно принимал на чай для отсылки бедным родителям.

Но про себя он сильно переживал своё унижение. Владимир теперь как никогда ждал предсказанной Авениром революции или хоть чего-нибудь вроде этого.

Поэтому он прислушивался ко всякому смелому слову и даже не боялся заглядывать в появившиеся с недавнего времени таинственные листовки, которые солдаты прятали в голенища сапог.

Он вдруг осознал единство интересов с такими людьми, на которых раньше и внимания не обратил бы. Прежде он был убежден, что мужика нужно гнуть, чтобы заставить его как следует работать.

Теперь же он причислил себя к тем мужичкам, которых гнут, и исполнился ненавистью к буржуазии, ради прибылей которой он принужден был оставить в полном расцвете свои торговые дела.

Равным образом он питал тайную ненависть к офицерам. Ведь любого из этих мозгляков он мог бы купить со всеми его потрохами, а в то же время приходилось сгибаться в три погибели и стрелой нестись на их зов.

А они чем дальше, тем больше распускались. Он и сам в своё время пил и понимал, что это значит, когда «душа хочет развернуться», но всё-таки прежде разгул никогда не доходил до такой степени безобразия, как у господ офицеров в последнее время, когда они ни за что ни про что хлопали по физиономиям солдат или, что особенно мучительно, давали щелчков в нос.

И он уже с тайным наслаждением думал, что, когда придёт революция, он тогда покажет этим субъектам, и писал домой матери и младшим братьям, чтобы дело вели лучше и не транжирили то, что он успел за войну нажить.

XXVII

Со столичного рынка летом 1916 года продукты один за другим исчезали, а те, какие оставались, невероятно подымались в цене. Говорили, что причиной дороговизны является тайная отправка некоторыми промышленниками продуктов в Германию через нейтральные страны. Но доказать этого не могли, так как отправлявшие продукты промышленники не могли святым духом знать, кому перепродаются их продукты.

Особенно остро давало себя чувствовать исчезновение сахара и мяса. Уже давно были заведены постные дни, два раза в неделю, но это не помогало.

Прекратили даже на неделю пассажирское движение между Москвой и Петербургом для доставки в столицу продовольствия, но забыли приготовить составы товарных вагонов.

Правительство совершенно было бессильно справиться с развалом хозяйственной жизни страны и с растущей дороговизной.

Газеты объясняли это излишним выпуском бумажных денег. Правительство обратилось к патриотическому чувству торговцев с просьбой сдавать казне золото. Едва только этот призыв дошёл до тех, кому он предназначался, как не только всё золото, а даже и серебро исчезло с рынков, и люди, тщетно бегавшие по всем палаткам с трёхрублевкой с целью разменять или получить сдачи, начинали скандалить уже по поводу отсутствия разменной монеты.

— Ироды, обдиралы! — кричали жёны рабочих на базаре по адресу мелких торговцев. — Всю кровь готовы выпить, окаянные!

— «Ироды!»… А ты спроси, сколько с нас оптовики и фабриканты дерут!

Когда же набрасывались на оптовиков и фабрикантов, они говорили:

— А вы посчитайте, сколько нам стоит топливо и сырьё, тогда и говорите. Мы едва концы с концами сводим, углепромышленники и дровяники с живых с нас кожу дерут.

Когда негодование перекидывалось по адресу дровяников и углепромышленников, они говорили:

— А вы знаете, сколько нам рабочие руки стоят? Они вдвое с нас за всё дерут.

— Какие рабочие руки?

— Мужья ваши!

Получался заколдованный круг.

Пробовали вводить таксу. Товары исчезали на другой же день после объявления таксы. Конечно, при этом некоторые товары, вроде яиц, не выдерживали долговременной отсрочки сбыта, и их целыми возами приходилось отправлять за город на свалку. Но владельцам от этого убытка не было, так как на следующей партии они наживали вдвое больше благодаря недостатку продуктов.

Вся общественность и промышленные круги объявили поход против мародеров тыла. Ставился уже вопрос о том, что если власть имеет право требовать жизни от сынов отечества для зашиты родины, то почему она не имеет права наложить руку хотя бы на часть капиталов и собственности.

Но правительство даже не решалось произвести ревизию складов, «чтобы не нарушить правильного хода торговых операций и не внести тревоги в торговый мир», так как при первом же упоминании о капиталах среди торгового мира действительно поднялся переполох.

А между тем заготовщики продуктов для войск ездили по самым хлебным районам, просили, молили, грозили и нигде не могли найти хлеба, так как по твёрдым ценам владельцам, конечно, было невыгодно продавать.