Русь. Том II

— Откуда это? — крикнул рыжий солдат пробегавшему санитару в белом фартуке, измазанном на животе свежей кровью.

Тот оглянулся и, ничего не ответив, озабоченно побежал дальше.

— Уж, кажись, вдоволь нажрались солдатского мяса, а всё мало, ещё нас гонят, — сказал рыжий солдат, сплюнув при виде заваленной окровавленными телами платформы.

— Эх, что думать — то хуже! Жарь, Миронов! — крикнул другой, с небритым подбородком и большими усами, обращаясь к гармонисту и доставая из кармана кисет с табаком. — Хорошо, что хоть махорочки на дорогу дали, и на том спасибо.

Валентин подошёл к врачу в окровавленном фартуке, жадными, торопливыми затяжками курившему папиросу, и спросил:

— Откуда столько навезли?

Врач недовольно оглянулся, но, увидев, что перед ним человек в офицерской форме, согнал с лица недовольное выражение и сказал:

— Оттуда откуда-то всё везут, должно быть, из-под Новой Александрии.

И как человек, у которого назрела потребность хоть кому-нибудь высказать накопившееся раздражение, продолжал:

— Вторые сутки работаем, сил никаких нет. И куда их девать, никому неизвестно. А их всё везут и везут. Сотни врачей околачиваются в тылу, бражничают там, а мы здесь разрываемся на части.

Вдруг в конце платформы показался какой-то черноватый человек в шинели и сдвинутой назад офицерской фуражке, с тонким, породистым лицом.

Он посмотрел в сторону говоривших, сделал несколько шагов и вдруг, в удивлении взмахнув руками, возбуждённо зашагал к Валентину, перешагивая через раненых, как через огородные грядки, и, видимо, не замечая их.

— Ну, конечно, ты! Я за двадцать шагов узнал тебя! — закричал офицер, как будто он стоял на самой обыкновенной станции, куда зашёл справиться о поезде и неожиданно встретился со знакомым. — Какими судьбами?

Это оказался Львов, имение которого было рядом с имением Нины Черкасской. Львов летом почти не встречался с Валентином в деревне и, во всяком случае, не был с ним на ты. Но тут обрадовался ему, как своему близкому другу.

— Судьбами довольно обыкновенными, такими же, какими, вероятно, и ты, — отвечал Валентин.

— Едем к нам, наплюй на всё, не показывайся пока начальству. Мы тут за х о р о ш и м и вещами… с доктором, душа малый!

— А где это и в чём дело? — спросил Валентин.

— Это в десяти верстах отсюда… наш парк там. А дело в том, что у нас в некотором роде именины: спирту достали! Нас там ждут как ангелов божиих: целую неделю не пили ничего, прямо гибнут.

В это время в конце платформы показался другой человек, в форме военного врача. Сначала он удивлённо оглядывался, так же, как и санитар, избегая встречаться глазами с ранеными, которые со всех сторон с немой надеждой смотрели на него. Потом увидел Львова и подошёл.

— Куда же ты исчез? А я тебя там ищу.

— Вот он, вот! — закричал Львов, хватая доктора за рукав и представляя его Валентину.

Первый доктор, в окровавленном фартуке, встрепенулся и тоже схватил подошедшего за рукав.

— Я вас не отпущу! Вы нам должны помочь. Мы не в состоянии одни вести эту адскую работу. Ведь их будут везти всю ночь.

Тот замахал руками с выражением человека, у которого у самого дела по горло и он отлучился только на минуту.

— Что вы, что вы, у меня у самого сотни раненых! Я думал, что вы мне поможете.

И, обратившись к Львову, торопливо, с комической серьёзностью проговорил:

— Идем скорее, каждая минута дорога. Там люди гибнут, а вы тут разговорами занимаетесь.

Доктор, просивший помочь, растерялся, а вновь подошедший подхватил Львова и, кивнув головой Валентину, потащил их в вокзал.

Львов, едва сохранив серьёзность на лице, вбежал в вокзал, который тоже весь был завален ранеными, и сказал:

— Уморил!..

— А ты прочный человек… — сказал Валентин.

— А что? А, ты про это? — сказал Львов, оглянувшись на раненых.

Но Валентин отказался ехать с приятелями, а через три дня присоединился к той части Семнадцатого корпуса, в которой был и Львов. А ещё через день части корпуса получили приказ перейти Вислу у Кожениц, севернее Ивангорода.

LXI

Батарея Валентина стояла на пригорке в редких берёзках. Мимо неё под гору спешно проходили в сумерках ряды пехоты, безразлично оглядываясь на батарею и скрываясь за срезанным откосом загибающегося шоссе. Некоторое время ещё виднелись из-за кромки земли концы колеблющихся штыков. За ними, мягко погромыхивая, ехали зелёные ящики патронных двуколок. Потом проезжали фуры Красного креста. Ездовой с вожжами в руках, приподнимаясь на сиденьи, заглядывал через спины лошадей вперёд под гору.

Офицер, ехавший верхом стороной дороги, с биноклем, болтавшимся на груди, остановил лошадь и, стоя поперёк движения, пропускал мимо себя поскрипывающие повозки и лошадей с наезжавшими на шеи хомутами, потом поскакал вперёд под гору. Лошадь, вскидывая задними ногами, далеко разбрасывала комки земли и грязи.

Чем больше уходило под гору войск, тем сильнее чувствовалось напряжённое ожидание чего-то.

Львов в шинели и в щёгольски смятой назад фуражке, стоявший у батареи с Валентином, то подходил к краю бугра и смотрел в лощину, то опять возвращался к пушкам.