Рус. Заговор богов

Он не стал вызывал Гелинию, чтобы не рвать ей сердце. От вида почти настоящего сына у него самого за грудиной кололо, будто еж распушился. «Почти» забывалось напрочь, стоило только обнять свою кровиночку. Такую изощренную пытку Рус и в лоосском рабстве не помнил. Они оба чувствуют Гнатика, и этого достаточно. Пока ребенок был жив, здоров и никому из богов не посвящен (что стало бы понятно сразу). И это дарково «пока» висело над ними многотонной каменной глыбой. Висело на тоненькой ниточке, неумолимо подтачиваемой безжалостным временем. Волокна лопались одно за другим…

Идти в кушинарское землячество, чего князю Великого Кушинара крайне не хотелось, хвала богам, не пришлось. Его хитрые подданные были себе на уме и не очень-то жаловали своего не менее изворотливого властителя, свалившегося к ним на голову при помощи этрусских мечей. В первую ночную четверть, во время бушующего за окном таверны ливня, Русу «позвонил» Адыгей. Несмотря на то что алкоголь травил в первую очередь мозги, в этот раз шатало даже «отражение» Адыгеевой души. Увы, склонным к Силе он не являлся.

– Эт-т-то… Рус-с… кажется, ик! Дарки… тьфу, и-их не пе-пе-перепьеш-шь… завтра. П-постоял… двор «Вел… икие Гел-л-лины»… Эритрейцы держат… спросиш-шь меня… не з-зови меня… все. Ик!

Утром Рус пошел искать тот постоялый двор.

Глава 16

Гелинское море своим спокойствием поражало. Скалы, охраняющие Дорогу Археев, надежно отрезали бушующий Океан от «лужи», как высокомерные ветераны дальнего плавания презрительно именовали большой водоем на юге ойкумены, отдаленный аналог земного средиземноморья.

Эритрея начиналась сразу за проливом и тянулась узкой полосой вдоль северного побережья Гелинского моря миль на сто. Бухты, испещренные рифами, скалистые обрывы с неудобными спусками не способствовали строительству в этой части Гроппонтского княжества значимых портов. Малолюдные рыболовецкие поселения были единственным признаком человеческого присутствия, если смотреть на берег с моря. Чего нельзя сказать о местах, расположенных в глубине провинции, буквально в паре-тройке стадиев от водной глади.

Местные пастбища оказались раем для скотоводов. Стада тучных борков, отары овец бродили то там, то сям, а сочная трава будто бы не убывала. Мягкий влажный климат, жирная почва и благословение богини Лоос восполняли потраву, считай, на глазах.

Занятия местных жителей были почти полностью завязаны на скотоводстве. Только, в отличие от тиренцев, кочевать им не приходилось. Пастухов требовалось много, и эта профессия считалась непрестижной. Причем настолько, что коренные эритрейцы даже детей, которые у степняков гоняли борков с малолетства, в условиях куда более опасных, чем местная цивилизованная идиллия, берегли от лугов, как от огня. Скот пасли рабы. А последние пять лет те же люди – вольноотпущенники, к которым прибавились нищие и убогие. Дело было нехитрым: утром угнать стадо, вечером пригнать. За дурными головами, норовящими отбиться от основной массы, следили специально воспитанные собаки. Хищников перебили давно, пару веков назад, а воровство было явлением крайне редким.

Флавий, обнаружив обглоданные кости борка, глазам не поверил. Поморгал, ущипнул себя – останки животного не исчезли. Свистнул собак. Ошарашенный, плохо соображавший пастух первым делом подумал на них. Какая-нибудь из этих здоровых лохматых бестий объелась сладких ягод шатун-куста, взбеленилась и набросилась на незадачливого борка, имевшего глупость подойти к лесочку. Вместо того чтобы погнать скотину обратно к стаду, съела.

Псины меж тем на зов не спешили. Бывший раб умом, конечно, не блистал, но и совсем дураком не был, и мысль о взбесившемся животном, как и о помешательстве всей своры разом, отринул быстро. Отринул и с опаской пошел искать своих хвостатых помощников. Или хозяев: Флавий иногда, от нечего делать, размышлял о том, кто в пастушьем деле главнее. В последних раздумьях чаша весов склонялась к собакам, которые по-прежнему на зов не бежали, подтверждая рассуждения какого-то там презренного человечка.