Русалка

И попятился вон. Святой Антоний по-прежнему ласково улыбался, и я выскочил из храма на солнце, которое так раскалило стены и крыши домов, что я почти ослеп. Когда же я утер слезы, то перепугался. Ко мне приближался толстый полицейский, сам начальник полиции пан Фидрмуц, он шагал прямо на меня, а потом остановился, и я оказался в его тени, сердце у меня забилось так, что, опустив голову, я заметил, как в ритме сердца подрагивает черная лента на моей матроске; я вытянул вперед руки и скрестил их. Начальник полиции стоял рядом со мной, разыскивая что-то в карманах, и я догадался, что он ищет наручники. Не найдя их в карманах темно-синего мундира, он сунул руку в карман брюк. Там он наконец нашел искомое: с довольным видом вытащив портсигар, он долго выбирал вирджинскую сигару, потом размял ее, достал спички, с наслаждением закурил и прошел мимо меня, неся свой огромный живот. А я широко открыл глаза и посмотрел на скрещенные руки - и мне настолько полегчало, что я опять помчался на мост. Сумка с пеналом и учебниками подпрыгивала у меня на спине, и я просунул под ее ремешки оба больших пальца, а когда я перебежал через мост, то простучал башмаками по ступеням, что вели вниз, к реке. Здесь, под пролетом моста, всегда было тихо, сюда редко кто заглядывал, разве что справить малую или большую нужду. Здесь, под шатким камнем, у меня был тайник, где я хранил чернила и ручку. Если я приходил в школу с несделанным уроком, а учитель спрашивал почему, то я отвечал, что забыл тетрадь дома. И учитель отправлял меня домой, а я, чтобы не терять времени, покупал в писчебумажном магазине тетрадку и тут, в тишине и покое, делал на коленях домашнее задание. Вот и сейчас я тоже сел и пересчитал, сколько у меня денег. Их хватило бы не на два, а на шесть стаканов рома...

В пивной "Под мостом" царило веселье.

- Что это за морячок к нам пожаловал? - воскликнул пан Лойза.

А я стоял перед ними в матроске и круглой матросской шапочке с черным кантом, который сзади раздваивался, как ласточкин хвост, надо лбом у меня красовался золотой якорь, а под ним виднелась золотая надпись "Гамбург". Пан Лойза снял с меня шапочку, надел ее себе на голову и принялся кривляться; песковозы смеялись, а я улыбался и чувствовал себя счастливым; пан Лойза вышагивал по залу, отдавал честь и так гримасничал, что я хохотал не меньше прочих. И я сказал себе: вот вырасту большой и тоже буду этак сидеть в пивной, считая за честь знаться с симпатичными тружениками реки. У пана Лойзы не хватало передних зубов, и он умел так ловко захватывать нижней губой верхнюю, что та доставала до кончика носа и облизывала его. И вот он ходил в моей круглой матросской шапочке, а стол песковозов возле окна аплодировал ему, и трактирщик подносил все новые кружки с пивом. Я заказал две порции рома.

- Пан Лойза, - сказал я, - это вам от меня.

- Ого! А где же ты взял деньги?

- Я их одолжил. У самого Бога, - ответил я.

- Ого! Так ты с ним говорил?

- Нет, его не было дома. Мне дал денег один из его свиты. Святой Антоний. Он одолжил их затем, чтобы вы нарисовали у меня на груди красивый кораблик. Такой же, какой на груди у песковоза, вон у того, у пана Корецкого.

Пан Лойза засмеялся и сказал:

- Хм, что ж, раз в этом замешаны небеса, ты получишь свой кораблик. А когда?

- Прямо сейчас, за этим я сюда и пришел, - проговорил я.

- Но, сынок, у меня нет с собой иголки.

- Так сбегайте за ней, - попросил я.

- Черт побери, - воскликнул пан Лойза, - этот парень сразу берет быка за рога!

И он разом проглотил содержимое стакана и начал выбираться со своего места возле окна между колен посетителей, а в дверях он сделал мне знак рукой - мол, я иду не только за иголкой, но и за краской для татуировки. А песковозы усадили меня к себе, и трактирщик принес мне малиновое ситро.

- А у этого вашего настоятеля, сколько у него кухарок? Две или три? спросил у меня песковоз пан Корецкий.

- Две, и обе очень молоденькие, - ответил я.

- Молоденькие?! - закричали все песковозы.

- Молоденькие, - говорю. - Когда у господина настоятеля хорошее настроение, он сажает одну кухарку на стул, наклоняется, подкладывает ладонь под сиденье, как трактирщик, который несет полный поднос пива, и вдруг гоп-ля! - поднимает красивую кухарку к самому потолку, и юбка кухарки взлохмачивает ему волосы, и он носит ее на стуле по кухне.

- Ого! - вскричали песковозы. - Юбка взлохмачивает ему волосы!