Русалка

Поэтому Саша хотел, чтобы Петр Ильич как можно скорее оставил их конюшню — это было все, что он мог придумать в качестве решения. Но Петр отказался, ссылаясь на то, что ему нужно было еще некоторое время, чтобы окрепнуть, а Саша и сам не знал, как еще можно помочь такому ослабевшему человеку, который едва ли мог передвигаться. Невозможно было выгнать его на улицу, даже если бы Саша и был абсолютно уверен, что никакая стража никогда не узнает, кто прятал от них беглеца всю ночь и весь день. Он же думал о том, как хорошо было бы выпроводить его из конюшни, просто сказать ему, что он должен уйти, и быть уверенным, что при этом он окажется за воротами «Петушка» раньше, чем кто-нибудь успеет увидеть его. Саша должен был убедить себя сделать это прежде, чем с обитателями трактира произойдет что-то ужасное, потому что они-то уж явно не несут никакой ответственности за Петра Кочевикова, даже если он совершенно ни в чем невиновен. Саша же нес полную ответственность и за дядю Федора, и за тетку Иленку, которые приютили его именно тогда, когда никто другой не рискнул бы этого сделать…

Но мальчик чувствовал всем сердцем, что он не хочет видеть Петра пойманным и убитым.

Он надеялся придумать что-то.

Он надеялся, что ничего страшного не произойдет.

Но он знал, что такие надежды редко сбываются.

3

Мальчик пришел только под самый вечер, захватив с собой пару вареных репок и большой кусок хлеба, увидев который Петр очень обрадовался. Работа на кухне не прекращалась весь день: с утра доносились запахи свежеиспеченного хлеба, а к вечеру пахло тушеным мясом. По бревенчатой дорожке не прекращался топот ног приходящих и уходящих людей, сопровождаемый криками, смехом и хлопаньем дверей в трактире.

Но за все это время пока никто, слава Богу, не заявился в конюшню за лошадьми, и Петр мог позволить себе проспать несколько часов, пока голод не разобрал его. Он был бы рад, если бы кто-нибудь предложил ему то маленькое блюдце молока с кусочками хлеба, которое все еще оставалось около стойла после вчерашнего завтрака, наверное, какой-нибудь черной или белой кошки.

Прежде всего Саша отломил кусочек хлеба и положил его на блюдце. Он оставлял его не для кошки, а для того, кто доглядывал за домом и за конюшней.

— В трактире говорят, — сказал Саша, откусывая хлеб, — будто за тебя объявлена награда от боярыни и ее родни.

Петр почувствовал, что теряет присутствие духа.

— Так, так. И сколько же?

— Они говорят, — голос Саши перешел на правдиво-доверительный тон, — шестьдесят серебром.

— Могу только сказать, что я немного обижен.

Саша недоверчиво посмотрел на него, будто почувствовал вырвавшуюся наружу горечь, а возможно, и от той мысли, что он не должен был бы заводить этот разговор.

Но почему же он все-таки заговорил об этом? Петру было очень важно это узнать. Возможно, мальчик хотел выяснить, сколь более высокую цену могут предложить ему друзья Петра?

— Почему они так думают о тебе? — спросил мальчик. — Я имею в виду колдовство.

«Может быть, он боится меня?» — подумал Петр, пытаясь спорить с самим собой. Это обстоятельство открывало пред ним новые возможности и позволяло по-иному взглянуть на отношения с мальчиком. «Может быть, только по этому этот малый не отправился до сих пор за стражей?"

— Вполне возможно, что я знаю кое-кого, кто занимается колдовством, — сказал Петр.

— Кто же это?

И это спросил тот самый мальчик, который выставлял блюдечко с хлебом и молоком, чтобы задобрить домовых, охраняющих конюшни и амбары, и который никогда и никому не поверил бы, если бы ему сказали, что все это обычно съедает кошка. Он немедленно возразил бы на это точно так же, как обычно делают старики: кошка не может съедать оставленное всякий раз.

— Я наверное был бы недостаточно сметливым, если бы сказал это. Разве не так?

Саша закусил губу и нахмурился, а Петр почувствовал, что дальнейший разговор в этом направлении может оказаться небезопасным, учитывая глубокое выражение горя, которое он увидел на детском лице. Он потерял появившуюся было нить разговора и теперь не знал, в какую сторону лучше направить его. Любое неосторожное слово может или заставить мальчика помочь ему, или вынудит побежать за сторожами.

— Но ведь если ты знаешь такого колдуна, — сказал Саша, — почему же он не помог тебе?

Любая мысль погибала от той туповатой монотонности, с которой Саша Васильевич задавал вопросы.

— Я не верю в то, что ты сделал это, — продолжал он. — Мне кажется, что скорее это сделали родственники боярыни. И они наверняка все врут. Его родственники говорили, что Юришев знал о том, что ты должен прийти в дом, и устроил ловушку. Но теперь их не видно и не слышно, а служанка боярыни повесилась, ее нашли еще вчера утром. Они говорят, что она помогала тебе…

«Боже мой», — подумал Петр, — «они убили эту бедную девочку…"

— Люди боятся, — сказал Саша.

Петр рассек рукой воздух.

— Если есть колдун, — продолжал мальчик, — значит, он сделал и это?