Русалка

Джек провел девушку в дом через черный ход. Ондайн, стараясь скрыть радостное возбуждение, украдкой осмотрела прилегающее к дому гумно и прикинула план побега, когда, улучив момент, она сможет вырваться на свободу. Голова у нее все еще шла кругом. Ондайн была преисполнена благодарности за спасенную жизнь, но побаивалась Четхэма. Чего он хочет от нее? Ее зубы начинали выбивать дробь при мысли об этом.

Новоявленный муж выглядел таким прекрасным и благородным. Он не просто красавец, размышляла она, но к тому же пэр! Джек называл ее графиней и сообщил, что Уорик Четхэм имеет владения в Северной Ламбрии. Это обстоятельство чрезвычайно ее напугало: а что, если ему знакома ее фамилия, которую он может прочесть на брачном контракте? Хотя скорее всего он ничего о ней не слышал, поскольку суровая, но прекрасная, по словам Джека, Северная Ламбрия лежала далеко в стороне от Лондона и, слава Богу, от замка самой Ондайн.

Дом Мэгги не ломился от роскоши, но везде было чисто. Обстановка комнаты, которую отвели Ондайн, состояла из кровати, умывальника и ширмы. В открытые ставни залетал летний ветерок, а постельное белье пахло чистотой и свежестью.

— Зайдите за ширму, моя госпожа, и сбросьте эти тряпки, — сказала Мэгги. — Лучше всего их сжечь. И не бойтесь чьего-либо вторжения, я сама позабочусь о ванне и воде для вас. Постойте здесь. Я позову вас попозже.

И, не дожидаясь согласия Ондайн, она скрылась за дверью.

Ондайн повиновалась, зашла за ширму и нервно сорвала с себя одежду. О, да она вся изодрана в клочья! Девушка с удовольствием избавилась от опротивевшего платья и юбок. Оставшись нагой, она вновь задрожала, мысленно вернувшись к человеку, который так неожиданно стал ее мужем. Он был образцом мужественности: высокий, широкоплечий и стройный, обладающий невероятной силой, которую она в полной мере ощутила, когда его пальцы сдавили ей ладонь, и позже, когда он напряг мускулы, подсаживая ее в карету.

Ах, его манеры казались столь же неотразимыми, сколь и его облик — тон голоса, повелительный наклон головы. Врожденной или воспитанной была эта властность, эта не допускающая возражений уверенность в том, что никто не смеет противиться его воле?

Девушка обняла себя за плечи. Он одновременно отпугивал и притягивал ее. Она без труда представляла себе женщин, поверженных его гордостью и непреклонным характером, умирающих от страсти при одном лишь звуке его голоса, готовых отдать жизнь только за прикосновение его сильных рук. Но существует ли хоть одна, которой он предложил больше, чем просто короткую отсрочку перед похотливыми развлечениями?

В это она не верила. Лед царил в его сердце так же полновластно, как и в его глазах.

Ондайн замерла, услышав голос Мэгги из-за отворившейся в комнату двери:

— Эй, парни, поторапливайтесь: корыто — на середину и наполните его поскорее. Внизу по горло работы. Если хотите сегодня ужинать, пошевеливайтесь!

Послышались почтительное «да, Мэгги!», звук шаркающих ног и плеск воды. Затем двери закрылась, наступила тишина.

— Моя госпожа, я одна. Идите, пока вода горяча и дает пар! Ондайн не хотелось Показываться перед Мэгги обнаженной.

Она чувствовала себя такой хрупкой и уязвимой.

— Я бы предпочла побыть одна, — пробормотала она. «Жена лорда Четхэма могла бы приказать и потверже, — с досадой подумала девушка, — и приказ наверняка был бы немедленно исполнен».

Но она старалась казаться обыкновенной женщиной, не привыкшей командовать, и к тому же не хотела огорчать Мэгги, которая отличалась редкостной добротой.

Мэгги заботливо кудахтала:

— Ах, моя девочка, идите скорее! Здесь никого нет, кроме меня. Я росла в доме с благородными девушками, да-да, и знаю все тонкости обращения. Я с удовольствием распутаю ваши колтуны и уйду спокойная, что в вашей голове не осталось ни одного паразита!

Ондайн секунду помедлила, решив, что в самом деле будет чудесно, если женщина как следует промоет ее волосы. Она быстренько прошмыгнула из-за ширмы и залезла в корыто, слегка вскрикнув, когда горячая вода обожгла нежную кожу.

— Неужели так горячо?! — весело посочувствовала Мэгги. — А вот тряпочка и два куска мыла: одно хорошенько отмоет кожу, так что она сделается нежной, как у младенца… А вот второе… Ах, его купил мой муж, когда ездил в Париж! — Женщина поднесла кусок к носу. — Оно пахнет розами! да так сладко! И запах держится долго-долго — как раз то, что, смею предположить, вам сейчас очень пригодится!

— Спасибо, — поблагодарила Ондайн и приняла мыло, любуясь заботливой и по-домашнему милой Мэгги. — Вы очень добры.

— Добра! Ах, вовсе нет, дорогая, — вздохнула она тихо. — Просто я очень тоскую по молодежи, вот и все! Мои девочки теперь замужем, у них свой выводок. Как бы я сама хотела снова иметь детей…

Мэгги продолжала болтать, а Ондайн принялась яростно тереть кожу. Мэгги не преувеличивала: мыло действительно сначала как будто прилипло к телу, и девушке казалось, что с нее сходит верхний слой кожи. Но это было чудесное ощущение.