Русалка

— Иди ко мне, — прошептал он и потянулся к ее рукам.

— Подожди! — тихо возразила Ондайн.

— А теперь еще что? — раздраженно спросил он, с трудом переводя прерывающееся дыхание и еле сдерживаясь от нетерпения.

— Моя рубашка… Твоя одежда вымажет ее!

Он выругался, сел на край кровати и стал стаскивать с себя ботинки, грубые рабочие штаны, рубашку, толстые шерстяные носки. Ондайн стояла и с каким-то удовлетворением и спокойствием смотрела на то, как он раздевается. Он сбрасывал с себя одежду непринужденно и совершенно без смущения, как будто считал Ондайн частью себя самого. Но теперь и он был частью ее собственной жизни! Покрытый сажей и высокомерный, он все равно восхищал ее: совершенные линии его тела пленяли глаз, рождая желание прикоснуться к нему. Ондайн любовалась его широкими плечами и улыбкой, сверкавшей на смуглом лице. Она обожала крепкие бедра и икры, плоский живот, округлые мощные мускулы, пульсирующую жилку на шее…

Ондайн улыбнулась, подумав, что любит его всего, а при виде. налившегося от желания мужского достоинства ее улыбка стала еще удовлетвореннее от сознания того, что именно она — предмет его страсти, творец всей этой мужской красоты. Ослепленная этой красотой, она трепетала от ощущения, что скоро они коснутся друг друга…

— Почему вы улыбаетесь? Или, может быть, смеетесь, миледи? — обиженно сказал он, приближаясь к ней.

Ондайн тихо вскрикнула, уклоняясь от его объятий:

— Моя рубашка…

— Тогда сними ее. И поскорее, — сказал он почти ворчливым тоном. Она засмеялась, но поторопилась послушаться, по выражению его лица поняв, что его терпению приходит конец.

Она сняла рубашку и бросила ее на пол и в ту же секунду почувствовала себя в плену мускулистых рук. Какое восхитительное ощущение! Ее обнаженное тело стало его Телом. Она вся прижалась к нему, беззащитная и доверчивая, и удивленно улыбающаяся.

— Герцогиня, миледи, простушка… жена! Как ты смеешь смеяться надо мной! — шутливо погрозил он.

Ондайн с улыбкой покачала головой и сказала без всякого притворства:

— Я не смеюсь, а улыбаюсь, милорд. От счастья.

Она услышала его восторженное восклицание, напоминавшее счастливый победный клич, такой искренний, что она снова не сдержала улыбки. Теперь она поняла, что победа любви — обоюдная победа. В любви нет победителей и побежденных, ее можно лишь разделять. Как только она поддалась Уорику, подчинилась ему, она стала частью его самого, как и он — се частью.

Он на руках донес ее до постели. Его давно не бритый подбородок покалывал ее нежное тело, но она не замечала этого. Она забыла даже об опасности, которая скрывалась за дверью. От его прикосновений в ней закипала кровь, их сердца бились в такт магической песне соединения, звучавшей высоко-высоко среди серебристых волшебных облаков. И когда мелодия достигла кульминации, у Ондайн вырвался безумный крик любви. Уорик поспешно закрыл ей рот рукой, чтобы приглушить его.

Она открыла глаза и от стыда спрятала голову у него на груди. Страсть постепенно улеглась, и к ней вновь вернулся страх.

— Теперь уходи! — прошептала Ондайн.

Он нехотя отодвинулся от нее и уставился в потолок ничего не видящими глазами.

— Но мне так не хочется.

— Пожалуйста, Уорик, мы…

Он снова приблизился, сжал ее руки, горячо прижался губами к ее губам и, заглянув ей глубоко в глаза, сказал:

— Если я вдруг пойму, что оставаться здесь по какой-либо причине больше нельзя, ты придешь ко мне по первому моему требованию… Хорошо, лучше скажем, я прошу тебя прийти…

Она опустила взгляд, благодаря Бога, что пока он ничего не знает о ребенке, иначе он увез бы ее отсюда, несмотря ни на какое сопротивление.

— Хорошо, Уорик.

Он не отводил от нее взгляда. Ондайн с удивлением на него посмотрела.

— Я люблю вас, миледи.

— Ах, Уорик!

Она обняла его за шею и прижалась к нему в приливе радости. Ненастные облака над ними, казалось, рассеялись навсегда. Их жизнь заливал солнечный свет и овевал легкий освежающий ветерок.

— Будь ты служанка или леди, браконьерша или герцогиня, я люблю тебя, — добавил он нежно, крепко сжимая ее пальцы.

Она прошептала, что любит его, любит навеки… Приближался рассвет.

— Моя любовь… — с тоской произнес Уорик, понимая, что пора расставаться.

— Любовь моя… — повторила она отрешенно.

Он посмотрел на нее, и в его глазах вновь вспыхнул огонь желания.

— Жена моя, любовь моя! Я испытал величайшее блаженство, но умоляю тебя: не касайся ногами моих ног, не мучай мою плоть возбуждающей красотой розовых бутонов на нежных холмах, иначе я не смогу уйти, прежде чем снова не утолю свое желание.

— Ах! — вздохнула она, почувствовав, что его страсть обретает новую силу. — Иди же! — Она слегка оттолкнула его от себя.

Он улыбнулся, последний раз коснулся ее губ мимолетным поцелуем, с величайшей неохотой откатился от нее на край кровати и поднялся.

Ондайн отвернулась, не в силах смотреть, как он одевается; она тоже страдала от предстоящей разлуки.