Русалка

— Вот теперь я вижу перед собой дурака! Ты больше не нуждаешься во мне? Ты собираешься выбраться отсюда, отправиться путешествовать в Киев, ты, твой приятель и моя дочь, и вы хотите на тамошних улицах обрести свою удачу. Конечно, ты хочешь этого!… Дурак! Но ты не сможешь освободить его от нее, так же как не сможешь освободить его от самого себя, в чем и заключается трудность положения! Для колдуна не существует ни семьи, ни друзей, для него не существует и дочери. Пусть моя жизнь послужит тебе уроком! Я воспитал ребенка-колдуна, я позволил ей расти так, как растет сорная трава, не желая ничего, кроме ее безопасности и ее здравого ума, а это, как оказалось, было пренебрежение своим отцовским долгом. Когда она выросла и обрела собственный рассудок, а вместе с ним и собственные желания, она не хотела посвящать в них меня. Разумеется, между нами бывали разговоры, малый, о, конечно, мы спорили и о мудрости, и о воздержании, и о последствиях, те самые уроки, которые ты, видимо, получил прирожденным умом, а мой собственный отпрыск, к сожалению, потерпел неудачу от моих уроков, потому что моя дочь более всего стремилась быть сорной травой, и как сорная трава прорастает где попало, так и она искала свой собственный путь и получала все, что хотела, к чему я не разрешал ей прикасаться! Моя дочь росла подобно дураку, малый, отвергая все, чему я пытался научить ее, потому что, разумеется, я хотел ее научить, и хотел, чтобы она использовала здравую логику…

— Твою здравую логику! — воскликнула Ивешка, вникая в разговор. — А что ты скажешь о моей?

— Ах, разумеется! Да разве может быть моя или твоя здравая логика? Есть только одна здравая логика, дочка, и если я обладаю ею, а ты нет, то ты должна как следует слушать и делать то, что тебе говорят!

— А что, если именно ты ошибаешься? Ведь Петр прав! Ты сделал все не самым лучшим образом, папа! Ты не захотел слушать меня, ты не захотел вернуть меня назад, а вместо меня извлек вот это, уложив даже на мою кровать, и вел себя так, как никогда не обращался со мной, потому что «я» никогда не была намерена терпеть твой вздор…

— Кто-то надеется, что его дочь вырастет! Кто-то надеется, что его дочь чему-то научиться за все эти годы!

— Всем замолчать! — закричал Петр и затем уже спокойно, не вставая со своего места, где он сидел, опершись локтями о колени, сказал: — Разве не приходит никому в голову, что, может быть, нечто просто хочет, чтобы мы вели себя как дураки, точно так же, как это нечто хотело, чтобы порвался парус, и, может быть, на самом деле, не так уж трудно выбраться отсюда, если знаешь, что это нечто тоже движется.

В этом действительно был некоторый смысл.

— Петр имеет определенные достоинства, — сказал Саша, прежде чем Ууламетс смог произнести хоть слово. — Ведь мы почувствовали, что водяной покинул свое место, и находится где-то здесь. И если это действительно произошло, то, возможно, мы должны верить ощущениям Петра на этот счет, поскольку он-то явно не принадлежит к волшебным созданьям, и водяному гораздо труднее спутать его, разве не так вы говорили мне?

Ууламетс прикусил губу и бросил короткий взгляд на Петра.

— Я уже предлагал, — сказал Петр, — чтобы мы вернулись на лодку, но Саша сказал, что мы не сможем уйти так далеко. Так что же мы собираемся делать? Продолжать верить водяному, или разделаться с ним раз и навсегда, и посмотреть, не улучшится ли при этом наше положение?

— Тебе не удастся убить существо, принадлежащее к волшебному миру, — сказал Ууламетс, явно озабоченный чем-то, и направился к поваленному дереву, на котором сидел перед этим.

— Что?… — начал было Петр.

— Замолчи! — со свистом проговорил Ууламетс, подошел к дереву, взял книгу и, усевшись, начал листать ее.

— Недостает волшебства, — заметил Петр и взглянул на Сашу. — Надеюсь, что там он найдет способ вытащить нас из этого. Возможно, если ты, и он, и Ивешка объедините все свои желания…

— Ты можешь захотеть, чтобы упал камень, — проворчал Ууламетс, переворачивая страницы. — Ты можешь даже захотеть, чтобы человек поднялся. Но ты никогда не сможешь пожелать, чтобы они стали летать, и ты никогда не попытаешься остановить своим желанием силы природы, если у тебя есть хоть капля здравого ума.

— Так что же должно произойти?

— Поживем, увидим.

— От чего же это зависит?

— От силы и от намерений. Замолчи! Тебе следует учиться терпению у камней.

— Но я хочу знать, — понизив голос сказал Петр и оглянулся на Сашу, — каким же образом, если нельзя желать того, что все равно не может случиться, что мы только что похоронили здесь, может бродить вокруг и называть его папой.

Ивешка исчезла, просто рассеялась как дым, унесенный ветром вдоль поляны, чтобы принять свои прежние очертания при очередном возвращении к ним.

— Я не знаю, как ответить тебе, — сказал Саша едва слышно.

— Я нисколько не хотел выводить ее из себя. Но это обстоятельство чертовски напугало меня. Откуда, к примеру, нам знать, что этот старик и, на самом деле, является тем, чем кажется нам?