Тем самым зрелым людям, которые, черт бы их побрал, не имели чувства юмора, которые не умели даже смеяться и были заняты тяжелым, порой изнурительным трудом и мелкими заботами. Среди них попадалось и множество негодяев, которые лишь посмеивались над теми, кого грабили. Это было еще более жестоко, и Петр никогда не хотел попасть в их число. Достаточно, что среди них был его отец, бог, покровительствующий этому племени, знал это, и Петр, конечно, старался не отставать от него, с той лишь разницей, что стремился чаще всего при случае ощипывать дураков, чтобы они поумнели, да устраивал всевозможные проделки над трезвыми и трудолюбивыми людьми, например, просто будил их среди ночи, обычно для собственного развлечения. Он всегда стремился сколотить компанию богатых и веселых приятелей, среди которых должна обязательно быть подходящая женщина, где он мог бы демонстрировать свой острый ум. Все это, как ему казалось, составляло достаточно скромные устремления для веселого и беззаботного парня, живущего в мире, где, как ни странно, очень немногие стремились выполнять такую роль.
Но этой ночью он решил, что должен выйти из этого ряда. Он, должно быть, заблуждался во всем, если в итоге оказался здесь, без единого друга в целом мире, только с мальчиком, который, как он считал, был на его попечении, и который был из породы тех самых трезвых волов, безнадежно принимающих этот мир всерьез, и который теперь каким-то образом держит его самого в руках и меняет как товар в какой-то странной сделке с каким-то самозваным колдуном, совершая все это, разумеется, для его же, Петра, собственного блага, и никогда не согласится с тем, что этот колдун отравил их каким-то дурманящим ядом… и только Бог знает, что случилось, на самом деле, с его дочерью…
Наконец-то он понял, что был пьян. Вероятно, колдун варит людей в своем котле, или скармливает их кому-то, кто сидит у него в подвале. Разумеется, что это домовой. Русалки, домовые и дворовые лешие постоянно устраивают возню под домом, как раз под теми самыми половицами, где сидит старик.
Уронив голову на руки, он прислушался к разговору, который вели мальчик и Ууламетс. Старик рассказывал о заклинаниях и колдовстве, о том, как он узнал, что сможет вернуть свою дочь назад, если ему удастся отыскать нужное дерево.
А мальчик стоял подле него и выслушивал все это.
Тот самый мальчик, который считал самого себя колдуном, сейчас внимательно слушал старика и даже отвечал на его вопросы. «Какой она показалась тебе?» спрашивал старик.
А Саша отвечал: «Словно что-то легкое и почти прозрачное, похожее на белое облако. А вы не смогли разглядеть ее, господин?"
Старик ответил после небольшой паузы: «Нет».
Тогда мальчик тут же задал следующий вопрос: «Как вы узнали, где следует ее искать?"
В этот момент до Петра донеслись характерные звуки наполняемой чашки, и ответ старика: «Сам не знаю. Но моя дочь не согласилась бы так легко расстаться с жизнью. Предрасположенность…"
В этот момент чашка стукнула о стол.
«Предрасположенность ее матери и моя способность помогли мне…", сказал Ууламетс, резко обрывая разговор. «Иди спать, малый…"
Чашка явно подвергалась опасности. Саша осторожно забрал ее из ослабевших пальцев Петра и поставил на полку, а Петр даже не дернулся. Старик по-прежнему был занят книгой, Петр спал, и Саша посчитал, что это было хорошо: Петр определенно не имел никакого понятия о происходящем. Этот факт никоим образом не позорил его, и это Саша тоже понимал. Ведь если человек был слеп и глух по отношению к некоторым вещам всю свою жизнь, и затем у него, как скажем у Петра, под ногами оказывался кто-то еще, то, как Саша уже давно представлял себе, он мог насмехаться над ним и разыгрывать его именно так, как делал это Петр, когда с кажущимся безрассудством проносился на коне под аркой ворот «Петушка», там где была укреплена вывеска, но внешне это выглядело лишь простой случайностью. И Петр, в отличие от других окружавших его людей, знал гораздо лучше, где следовало остановиться.
Вот приблизительно так Саша и воспринимал Петра, и сам при этом был весьма раздосадован присутствием этой девушки-призрака, которая, кроме всего, оказалась очень жестокой: все русалки всегда отличались редкой жестокостью, такова была их природа. Но пока… пока Петр был единственным из них, кто хотя бы мельком видел ее, и единственным, кто мог, Саша надеялся на это, иметь по крайней мере случай для объяснения с ней. Она же постоянно исчезала и устраивала свои проделки, на этот раз уже над бедным Петром, который провел всю свою жизнь в счастливой уверенности, что на дворе может быть только собака, а в подполе — только медведь, и что никакие желания Саши Мисарова не могут иметь над ним никакой силы.
Он же на самом деле хотел, чтобы Петр был в безопасности. Это единственное, о чем он разрешал себе думать, сидя рядом с ним у огня, прислушиваясь к тихому шелесту страниц книги, которую все еще читал старик, и чувствуя, что домовой в подвале дома был очень сильно обеспокоен и явно показывал, что он здесь является хозяином.