Русалка

Да, в конце концов она и была просто девушкой. Глупые девчонки всегда сами кидались ему на шею, но он мало обращал на них внимания: мужчина с его внешностью очень скоро понимал, что все это было лишь пустой тратой времени. Его всегда интересовали лишь зрелые женщины из состоятельных семей. Но каждое движение этой девушки, ежеминутно напоминавшее о молодости и жизни приятно изумляло его, было преходящим, но… реальным…

Наконец Саша принес чай, и девушка взглянула на него и непроизвольно коснулась своими пальцами его руки, когда брала чашку. Это прикосновение слегка подтолкнуло его кровь, и он не знал как отделаться от этого состояния, да и вряд ли мог знать: ведь он никогда в жизни не приближался больше чем на пол шага ни к одной девушке, которая могла бы заставить его пережить подобные ощущения. Поэтому он отступил назад, в то же мгновенье наступив на лежащие на полу одеяла и, стараясь сохранить равновесие, сделал несколько странных движений. Он выглядел при этом явным дураком, если бы она в этот момент взглянула на него, но он надеялся, что она не смотрела в его сторону. И как раз в это время он подумал о том, что дочь колдуна может знать многое о людях, так же как и он, будучи чрезмерно чувствительной к окружающему ее миру.

Такая возможность несколько смущала его несмотря на самые лучшие чувства, и чем больше он старался не думать об этом, тем сильнее становилось его замешательство. Он пошатываясь отошел в тень, сделав большой круг возле Ууламетса и его дочери, пряча пылающее лицо. Она наверняка решила, что он законченный дурак, и даже наверняка могла возненавидеть его, особенно потому, что он обладал, как говорил старик Ууламетс, определенной ловкостью, и, кроме того, спал в ее доме и расспрашивал о ней у ее отца…

Таков был его опыт домашних взаимоотношений, в которых, к сожалению, у него всегда была роль человека, сующего нос в чужие дела.

Он уселся на лавку рядом с Петром, упершись в стол локтями, решив про себя, что если он будет рядом с кем-то более зрелым и выдержанным, например как Петр, то будет меньше бросаться в глаза.

13

Ивешка (так звали девушку) все говорила и говорила со стариком, их голоса звучали так тихо, что Петр мог слышать шум дождя за стенами дома, но он все равно продолжал наблюдать за ней и старался даже поймать обрывки слов из ответов, которые давал Ууламетс: как он был напуган тем, что она утопилась, или попала в какую-то беду и пыталась убежать, но девушка отрицала все его предположения…

— Я пошла прогуляться вдоль реки, — сказала она мягким тихим голосом, — и тут меня поймал водяной. Мне бы следовало было узнать его. Но ведь я никогда ничего не слушала… А он выглядел как обычный путник…

Петру показалось это очень странным. Едва ли кто-нибудь ожидал встретить здесь путника за последнюю сотню лет.

Но он неожиданно понял, что именно русалка уничтожила всякую жизнь в этом лесу. Лес стал мертвым. Сколько же могло пройти с тех пор лет?

А сколько же тогда было лет ей самой? И сколько лет Ууламетсу? Разве мог бы кто-нибудь в его возрасте иметь такую молодую дочь?

—… и я подошла к нему слишком близко, — продолжала девушка живым голоском, совершенно спокойно рассказывая о вещах, которые заставили бы побледнеть взрослого мужчину. Петр подумал, что ее спокойствие и весь облик скорее напоминали ему княжну: и лицо, и руки были словно созданы для того, чтобы быть убранными в золото и жемчуга. На ней же было лишь одно тонкое белое платье с порванными грязными рукавами. — Он попросил у меня помощи, а я оказалась просто дурой. Он тут же принял свое настоящее обличье и обхватил меня своими кольцами. Дальше я помню только, что оказалась в реке и захлебнулась водой. Вот и все.

Старик крепко обнял свою дочь. Однако Петру показалось, что в этом проявлении отцовских чувств и в том причудливом тоне, которым Ууламетс говорил ей о своей любви, была изрядная ложь. Если бы его родной папаша, большой любитель поиграть в кости, хоть раз в жизни обнял его подобным образом и сказал бы что-то подобное таким же восторженным тоном, он решил бы, что с его отцом не все ладно. И поэтому, услышав эти потоки красноречия от Ууламетса, он почувствовал, как мурашки поползли у него по коже.

Но, однако, его продолжали грызть сомнения относительно собственных умозаключений, поскольку Илья Кочевиков никогда не являл собой пример отца, и Петр ощущал в душе знакомое негодование от того, что смешивал свои старые представления об Ууламетсе и новые размышления о том, что могло произойти с его дочерью…

И как давно это было? И кто, в конце концов, была ее мать?

— Я знала, — продолжала, тем временем, Ивешка, по-прежнему склонив голову на плечо отца, — что если кто-нибудь и мог помочь мне, то это мог быть только ты. Я так хотела рассказать тебе о своем раскаянии. Я все время не переставала думать… о том… что самое последнее, что я сделала в этом мире, это была ссора с тобой. Все эти годы я могла лишь наблюдать за тобой, где бы ты ни был: в лесу, или на огороде, я всегда была здесь, рядом! Но я не могла даже сказать тебе о своих переживаниях…