Русалка и гламурный пират

Я ничего такого не планировала. Я вовсе не собиралась вываливать на голову подруги всю неприятную правду и всю желчь, которая у меня по этому поводу накопилась. Кто, скажите мне, кто тянул меня за длинный ядовитый язык? Я знаю, кто. Сама Ника и тянула. Я-то была уверена, что подруга порадуется за меня, одобрит мой план развеяться и развлечься. А вышло совсем по-другому. В общем-то, понять, в чем дело, не так уж и трудно. У нее сейчас «серьезные» отношения, во всяком случае, она так думает. Короткие романы, мимолетные знакомства и прочий флирт и блуд остались в прошлом. И, как это обычно бывает, ей кажется: то, что хорошо для нее, хорошо для всех. Если она нашла любовь на всю жизнь (ха-ха!), то и я должна поступить также. Вряд ли она именно так все для себя формулирует, но подсознательно моя влюбленная не в того парня подруга считает именно так.

Если бы я поняла все это раньше, то, наверное, смогла бы придержать свой не в меру болтливый орган речи. Не стала бы озвучивать все, что на нем вертелось. Надо быть сдержаннее! Я впервые так серьезно поссорилась со своей лучшей подругой. И я вполне бы обошлась без этого грустного и опустошающего опыта.

Я бродила из угла в угол, не находя себе места. Мне очень хотелось немедленно все изменить и исправить, избавиться от этого тянущего тоскливого ощущения в груди. Но что я могу сделать? Бежать за Никой? Уже поздно, она ушла. Но даже если я прямо сейчас помчусь вслед за ней на машине и настигну ее на пороге дома, она не станет меня слушать. Она слишком обижена. С Никой нельзя разговаривать по горячим следам конфликта, ей нужно дать остыть.

Пойду к ней завтра, решила я. И мы спокойно обо всем поговорим. И непременно все исправим. Я не могу остаться без лучшей подруги! После того, как я приняла это решение, мне стало немного легче. Я поймала себя на том, что перестала задерживать дыхание и вздохнула полной грудью.

Не успела я наклеить временный пластырь на свои душевные раны, как за дверью раздались голоса. Один из них принадлежал деду, остальные тоже казались знакомыми, но идентифицировать их с ходу я не смогла. Высунув нос в коридор, я увидела веселую компанию, состоящую из трех бравых гусаров: моего родного деда Арсения Петровича, его друга со школьной скамьи Ивана Семеновича и еще одного боевого товарища, приобретенного позже, в армии. Звали последнего Геннадий Геннадьевич, или Ген Геныч. Он, как гранату, держал в руке бутылку чего-то красного, скорее всего, не вишневого сока. Компания ввалилась в квартиру деда, я — вслед за ними.

— Я же сказал, я этот шмурдяк пить не буду, — произнес дед в тот момент, когда я вошла, а Ген Геныч водрузил бутылку в центр стола.

— Етить-колотить… — начал Ген Геныч, но, увидев меня, замолчал.

— Здрасьте, — выпалила я.

— Добрый вечер, — Ген Геныч слегка поклонился.

Старая гвардия при дамах не выражается.

— О, Ланочка пришла! — обрадовался Семеныч. — Выросла-то как!

Ага, выросла. Лет десять уже не расту.

— Я в погреб, — сообщил дед. — У меня там есть пара бутылок замечательного каберне.

На самом деле пара ящиков, или даже пара пар ящиков, ну да ладно. Дед любит красное сухое вино, но поводов для волнений нет. Выпивает он немного, пьяным я его никогда не видела. Да и врач сказал, что бокал хорошего вина ему вреда не нанесет, а вот сигареты… Проблема в том, что он, когда выпьет, может, для полноты ощущений, выкурить сигаретку-другую. Поэтому я подошла к столу, за которым расположились Ген Геныч и Семеныч, и спросила деловито:

— Сигареты есть?

Семеныч похлопал себя по карманам и развел руками.

— Смолишь? В школе не ругают?

— Я школу семь лет назад окончила.

— Так сколько тебе годков-то? — поразился Семеныч.

— Двадцать пять стукнуло, Иван Семенович.

Он окинул меня оценивающим, с ноткой жалости, взглядом.

— Дед тебя на сухарях и воде держит?

— А что?

— Да ты совсем не в теле. Двадцать пять годков… Пора бы уже нагулять… это самое. Вот бабка твоя, Марья Ильинична, роскошная была женщина.

Он мечтательно вздохнул, закатив глаза к потолку.

— Попридержи свой болтливый язык, — вступил в разговор Ген Геныч. — Это самое ему подавай. Старый маразматик.

— Да сам ты маразматик, — обиделся Семеныч. — Чуть что — сразу обзываться.

— Я уж двадцатипятилетнюю девицу от школьницы отличу, еще из ума не выжил. Хотя вам, девушка, — он бросил взгляд в мою сторону, — и правда, не мешало бы побольше кушать. А будешь курить, вообще никогда не вырастешь.

— Так у вас есть сигареты?

— Есть, но тебе вряд ли понравятся.

Он привстал, не спеша полез в задний карман штанов и выудил помятую пачку «Явы». Я быстренько выхватила ее из его ладони и засунула в свой задний карман.

— Э! — возмутился Ген Геныч. — Одну возьми и хватит!

— Верну на выходе, — сообщила я.

— Что за произвол?

Ген Геныч аж подпрыгнул на стуле. Семеныч переводил довольный взгляд с него на меня. Он видимо, воспринял это как месть за его поруганное достоинство.

— Деду курить нельзя, — сообщила я. — Категорически.

— Мне-то можно, — буркнул Ген Геныч.

— Сомневаюсь. Но вас я перевоспитывать не собираюсь. Мне деда хватает.

— Значит, не вернешь сигареты?