Русалка. Сборник страшных рассказов

Горбовские прожили в уединении полгода, когда по окрестностям разнеслась весть, что князь скончался. Похороны его прошли весьма мрачно и малолюдно, но от всех, кто на них присутствовал, не утаился факт, что молодая вдова готовится в скором времени стать матерью. Злые языки стали всюду разносить сплетни, настолько отвратительные что повторять их вовсе не пристало приличному человеку. Говорили будто бы отец будущего младенца вовсе не покойный Горбовский, а сам Владыка Преисподней. Пьяница-конюх снова разносил небылицы, дескать не раз видел в окне рогатую фигуру, лобзающую уста молодой женщины.

Вскоре стало известно, что Александра Михайловна родила дочь, которую назвали Ольгой, однако ни одна живая душа не могла бы с уверенностью сказать, что дитя это было крещено в христианскую веру. Фамильная часовня Горбовских пустовала, расписанный именитым художником свод ее почернел от сырости, а иконы в богатых окладах покрылись плесенью. Лиза объясняла столь печальные обстоятельства тем, что пережившая столько страданий и боль потери прабабушка утратила веру и отвернулась от Господа. Да можно ли ее в том винить? Ведь Александра Михайловна была так молода, а уже вдова с младенцем на руках.

Впрочем, и сам Господь, кажется, отвернулся от семьи Горбовских. Бабушка Лизы -Ольга прожила совсем короткую жизнь. Едва успев выйти и замуж и родить чудесную дочь, названную в честь матери Александрой, она вместе с супругом скончалась от брюшного тифа. Разделили печальную судьбу и Лизины родители – мать умерла от чахотки, а отца сбросила в обрыв впавшая в бешенство лошадь.

Расползлись слухи, будто бы над Горбовскими довлеет проклятье, насланное на Александру Михайловну за ведьмовские дела и сношения с Дьяволом.

Возможно, в проклятье верила и сама Горбовская, ибо отослала осиротевшую Лизоньку подальше от усадьбы, дабы сберечь ее от злого рока. Александра Михайловна к тому времени была уже в весьма почтенных летах. Она вела уединенную затворническую жизнь. И хоть многие сплетники, любившие полоскать ее имя почти все покинули этот свет в силу старости за княгиней все же закрепилась дурная слава ведьмы, поместье считалось весьма дурным местом. Нет-нет, да и всплывали леденящие душу истории, что Горбовская давно уж почила, а в доме обитает ее жуткий призрак. Оттого решительно никто не хотел наниматься на службу к Александре Михайловне. Лишь старая кухарка да дряхлый дворецкий хранили верность хозяйке.

А вскоре княгиня совсем слегла и приказала послать за правнучкой.

-И вот теперь я здесь, – закончила свой рассказ Лизавета. – Но решительно не знаю, что делать с домом, когда прабабушки не станет. Кажется, он совсем развалился и много за него не дадут, но быть может удастся приобрести хоть небольшую квартирку, хоть бы и комнату, да все же лучше, чем жить на руинах. Вот только не знаю, как поступить с Альбертом (так звали дворецкого) и нашей милой Аннушкой (то была кухарка).

К тому моменту я уже начал замечать в своей душе признаки того светлого щемящего и прекрасного чувства, воспеваемого поэтами и музыкантами и именуемого любовью. Еще боясь признаться самому себе, я ощущал трепетание сердца, но списывал его лишь на волнение, я забывал дышать в ее присутствии, но уверял себя, что это просто скверная привычка. Однако горячая кровь уже разносила вирус любви по моему телу. И оттого мне страстно хотелось забрать бедную девушку из этой мрачной юдоли скорби. Хоть бы и как опекун. Но предложить ей подобное в тот момент у меня не хватило духу.

В один из вечеров, когда мы с Лизой сидели у камина и допивали остывший уже чай из комнаты Александры Михайловной донесся страшный стон. Мы бросились туда немедля и застали старушку в странной противоестественной позе. Тело ее словно вывернулось, казалось, будто несчастная лежит на высоком камне, подложенном под спину, а голова ее и ноги болтаются внизу. Глаза Горбовской были страшно выпучены, рот искривлен, а чепец почти съехал с головы, обнажая полулысый череп. Она кряхтела, сипела, выла. Увидев краем глаза вошедшую Лизу, старуха что ей мочи сипло прокричала:"Возьми" и протянула вперед левую руку, словно бы в ней был зажат некий предмет. Лизавета испуганно спросила:

– Что? Что взять, прабабушка?

– Вооозьмииии! – снова завыла Горбовская, тело ее дрожало от напряжения.

На Лизиных глазах выступили слезы. Она схватила руку умирающей родственницы и прижала ее к своей щеке. Александра Михайловна улыбнулась беззубым ртом, громко вздохнула и испустила дух.

– Отмучилась, – невольно произнес я и закрыл усопшей глаза.

Лизавета так и стояла у кровати, сжимая руку родственницы и глядя на бездыханное тело полными слез глазами. Я обнял это кроткое чуткое и прекрасное создание, и она зашлась глухими рыданиями прямо на моей груди.

Позже мы снова сидели у камина и писали письма поверенному и некоторым из дальних родственников Горбовских. Впрочем, все они были связаны узами родства лишь с покойным князем и вряд ли стоило ожидать их на похоронах у Александры Михайловны, которую семья так и не приняла за равную.