Русалки-оборотни

В теплом свете масляной лампы поблескивали вязальные спицы. Малыши уж давно посапывали, старшие — Прошка с Тишкой — дулись на печке, что их не пустили в лес. А ведь это под их руководством целый день всем миром устраивали ловушки — и тут нате вам, такая несправедливость!.. Ариша, закутавшись с головой в одеяло, свесившийся край которого накрыл и ее пса, лежавшего у сундука, с открытым ртом внимала бабушкиной сказке. Остроте ее переживаний нисколько не мешал тот факт, что сказку эту за последнее время она требовала рассказывать чуть не по три раза на дню.

— …А сестры прознали, что красную девицу красный молодец каждую ноченьку навещает, и от зависти все извелись. Злодейскую пакость удумали — взяли и понатыкали в окошко сестрицыной светлицы ножи вострые да иголки каленые. Прилетает ночью сокол ясный, хочет в окно к красе ненаглядной влететь, а никак! Весь изрезался о ножи точеные, об иглы искололся. Девица слышит сквозь сон, как ее милый бьется, да ничего поделать не может, ни рука, ни нога не двинется — сестрицы ее сонным зельем опоили. Заплакал тогда сокол и печально молвил голосом человеческим…

— Ух, я ему задам! Нет, гляди-ка, совсем обнаглел, под окнами ходит. Ну сейчас получит по своему чугунку!.. — Это старушка, выглянув в окошко, заметила возле калитки чью-то тень и, шустро вскочив, выбежала из дома.

— Куда ж ты!.. — опешили две другие и бросились за ней.

Правда, одна с порога обернулась к внукам:

— Прошка, Тишка! Ух, если что! — и строго пальцем погрозила.

Дверь хлопнула, и мальчики буквально скатились с печки.

— Вы куда? — вскинулась Ариша. — Р-ремня захотели?

— Пригляди за малышней, — бросили ребята на бегу.

— Нашли крайнюю! — насупилась Ариша и повернулась к внимательно глядевшему на нее псу: — Остаешься за старшего! — и побежала догонять.

Пес проводил ее до двери, вернулся обратно, покрутившись, улегся на половик возле спавших детей, вздохнув, принялся охранять.

Мелькнувшую за забором исполинскую фигуру старушка приняла за огнеглазое чудовище, с которым уже однажды ей приходилось сталкиваться. Выхватив мимоходом из поленницы деревяшку подлинней и покрепче, бесстрашная бабка поспешила за долговязым, черной тенью пробиравшимся по улице. И не обратила она внимания, что у этого чудища, в отличие от прежнего, голова не в форме утюга, а обычная, с бородой, увенчанная рогатым шлемом. И панцирь посверкивает сталью, и ножны широкого меча бьют по шипастому наколеннику, и рука сжимает короткую алебарду, а взгляд, цепкий, хоть не огненный, и движения быстрые, точные. Да и хорошо, что она всего этого не разглядела.

Видимо, у охотника, рыскавшего по опустевшей деревне в поисках оборотней, сложились особые взаимоотношения с некоторыми представительницами темных сил. Увидав мчащуюся за ним старуху с дубьем в руках, бывалый воин ойкнул басом:

— Ведьма!.. Ох, три ведьмы!! — и, грохоча подкованными сапожищами, бросился наутек.

Перемахнув забор, очутился в огороде. Ломая посадки, топча грядки, побежал вперед, подальше от страшных старух.

А впереди его ждал призрак — маленький силуэт в белеющей среди темноты длинной рубахе. Призрак поманил охотника ручкой. И тот обрадовался — вот это его работа, разбираться с разной нечистью. Замахнувшись алебардой, ринулся на белеющий силуэт…

И с разбегу рухнул в зловонную пропасть.

Подхватив подол ночной рубашки, Ариша отбежала в сторону, а Прошка с Тишкой накрыли яму щитом из крепких досок, да для надежности еще сверху подкатили два длинных бревна, оставшихся от строительства коровника.

Повозившись в навозе, гниющей огородной ботве, раскисшей от дождевой воды, охотник затих.

— Утоп, — прислушавшись, решила Ариша.

На самом деле он буквально провалился сквозь землю со стыда. То есть исчез, убравшись туда, откуда пришел.

Запахи, звуки, ощущения — все открылось заново, ярко, сочно, свежо, остро. Оглушенный, почти пьяный от обрушившихся впечатлений, он следовал за бегущим впереди лунным пятном золотистым псом. Но вдруг кисточки дрогнули, чуткие ушки развернулись в сторону громоподобного треска. Медлить нельзя — это наверняка оборотни, только они могли устроить столько шума. Он юркнул под сырую сень высоких папоротников, пахнущую грибами и прелью. Ловко пробежал в темноте по шуршащей лесной подстилке, подушечками лап чувствуя мягкую землю, устланную травой, листьями, веточками… Выскочив на прогалину, зажмурился от ударившего в глаза ослепительного лунного света.

Треск повторился — совсем близко. Бесшумно подкравшись, он увидел за кустиком что-то большое, черное, шевелящееся и бьющее по земле длинным хвостом. Сгусток тьмы прогнул спину и, распрямившись, как натянутый лук, отскочил в сторону, вцепившись в душераздирающе завопивший серый комок… Тьфу ты! Это же Василий! А что необычно большой — так всего вдвое меньше рыси.

Заметив свидетеля, скрывающегося за реденьким кустиком, кот выпустил придушенного грызуна и, вытаращив желтые глаза, угрожающе зашипел. Рысь отступила. Кот, осмелев, подпрыгнул к ней и, выпустив когти, с размаху ударил по морде. Отвесив оплеуху, мгновенно ретировался, ускакав в темноту.