Русалки-оборотни

— М-да? — Винченце, скрестив руки на груди, вновь обратился к осине. — Когда ударит молния, эта коряга вспыхнет как факел. Не хотел бы я в тот момент оказаться рядом.

Темнота опустилась незаметно. Небеса точно треснули надвое молнией. Зашлепавшие по листве капли обрушились ливнем.

— Эй, поторопитесь, синьор Феникс! Не знаю как вы, а я уже сегодня принимал ванну.

За стеной воды и шума, то и дело разрываемой громом и треском ослепительных вспышек, Феликс едва различил его голос. А уж куда он вдруг делся — совсем не понял. Только почувствовал, как кто-то схватил его за ногу и потянул вниз. Поскользнувшись на раскисшей земле, ломая кустики, сквозь пощечины мокрых листьев он съехал по обрыву и оказался в крепких объятиях итальянца. Винченце вовремя подхватил его, не позволив сорваться дальше по круче, — и втолкнул в темную, прелую, но относительно сухую дыру.

Отряхнувшись, убрав прилипшие, намокшие волосы с глаз, Феликс обнаружил, что укрылись они от грозы под корнями вывороченной ветром вековой ели. Точно огромное подземное чудовище распахнуло свою пасть, разорвав крутой склон оврага, ощерившись голыми корягами и клочьями травянистого дерна, нависшими наподобие козырька у них над головами.

— Уф, che tempo, infernale!

— весело вздохнул Винченце, принявшись всего себя отжимать: хвост, потерявший блеск золота, пышность локонов и стягивавшую его ленту; полы куртки, манжеты рукавов и, не снимая, штаны — сколько мог стянуть узлом в кулаке. С вытянувшихся из-за этих манипуляций коленок вода налилась в голенища сапог. — Надеюсь, это ненадолго, тучи скоро рассеются…

В ответ ударил гром, оглушил, разнесся по трепещущему лесу раскатистым басом…

Феликс, задумавшись, смотрел сквозь сизую пелену на зеленеющее внизу болото, жадно, точно губка, вбирающее в себя дождевую воду, на почерневшие стволы деревьев, раскачивающиеся ветви. Невозмутимый Винченце чистил ногти узким кинжальчиком с золоченой рукоятью, тихонько мурлыча себе под нос витиеватую заморскую мелодию. И внимательно поглядывал, косился на Феликса, явно что-то имея на уме…

Словно выстрел, прозвенел чих.

— Будь здоров, — сказал Феликс, не обернувшись.

— Это не я, — ответил Винченце и, быстро перехватив кинжал лезвием вниз, метнулся, эффектно развернувшись, в глубь «норы».

Через секунду — нет, меньше, — глаза Феликса удивленно распахнулись, различив в полутьме дерущихся.

Винченце вынес — именно вынес — ближе к свету своего противника. Тот сопротивлялся, дрыгал ножками, бил кулаками, отчаянно плевался из растрепанной бороды. Но Винченце крепко его держал, прижав локтем плечи деда к себе, а другой рукой, с угрожающе нацеленным клинком, придерживал.

— Отпусти, ирод! Супостат! — вопил неосмотрительно чихнувший. — Пусти, говорю, нехристь нерусская! Нечисть иноземная!

— От нечисти слышу, — ответил Винченце.

Так как пленный старичок норовил выскользнуть из рук, оставив вместо себя пустую душегрейку, Винченце опустил его на землю, перехватил за шиворот и заведенную за спину ручку, для чего самому пришлось присесть на одно колено.

— А-а! — снова заверещал дедок, собравшийся было уд рать, да вновь почувствовавший на себе железную хватку. — Изверг лютый! Спасите — помогите — убивают!!

— Не волнуйся, я не причиню тебе вреда, я всего лишь хочу поговорить, — сказал Винченце — скорее даже Феликсу, чем старичку.

Феликс же сразу узнал в пойманном того деда с корзиной ягод, что встретился ему несколько дней назад неподалеку от озера.

— О чем мне с тобой разговаривать, засланец заморский? Нешто запамятовал, как в прошлый раз чуть бороды не лишился! Вместе с головой.

— А, вспомнил меня, значит?

— Разве забудешь, — проворчал старичок.

— Так, может, ты еще вспомнишь, почему твоя борода попала под угрозу?

— Нет, не помню, — убежденно и честно сказал дедок.

— Да как же? — вкрадчиво попенял ему на ухо Винченце, — Про разбойника Муху забыл? Как промышлял тот, бесчинствовал в твоем лесу, на путников нападал, странников грабил, убивал?

— Дык когда ж это было-то? Сколько воды утекло! — шмыгнул старичок.

В лицо Винченце смотреть ему было неудобно, не выкрутишься, потому он уставился на Феликса, всем видом бессловесно взыскуя заступничества и справедливости. Поймав растерянный взгляд, Винченце уверенно подмигнул.

— А клады, которые он зарывал в твоей земле, помнишь?

— Ну как-то, что-то… — замялся старичок.

— Все на месте — тебе доверенные сокровища?! Отвечай!! — вдруг гаркнул, потеряв терпение, Винченце.

Со страху и от неожиданности старичок рухнул, распластался по дождливой сырости:

— Все сохранил, валенками клянусь! Вон, у березняка три заветных, там под белым камнем один заговоренный, по ельничкам парочка, да в тине подальше притоплено кой-чего по мелочи…

— А те, что на берегу, они целы?

— Сжалься, батюшка! — завыл дедок. — Не доглядел! Упустил! Детишки давеча один откопали. Но другой нетронутый, в целости и сохранности! Как был, лежит себе укромненько…

— Вот, полюбуйтесь, синьор Феникс, — сказал Винченце, поднявшись и отряхнув руки. — Сведения из первых уст. А всего-то и нужно было проявить чуть-чуть настойчивости.