По коридору Таня брела, глядя под ноги. Интерьер частной клиники, который прежде служил образцом и гарантом, теперь перестал значить что-либо. Ни огромные кадки с монстерами, ни уютные кресла уже не вселяли надежду на лучшее! Она остановилась напротив куллера. Машинально взяла пластиковый стакан. Пузырьки внутри этой ёмкости напоминали ей море. Прохладное и безмятежное! Промочив пересохшее горло, Таня двинулась в направлении двери. За которой, судя по надписи, находился стационар.
Восходящее солнце пробивало насквозь. Похожий на променад коридор расстилался узором квадратиков глянцевой плитки. Рядом с каждым из двухметровых окон, стоял громоздкий цветок. А вдоль стен тянулись скамейки. Медсёстры, как ангелы в белых халатах, появлялись в нём ненадолго, чтобы снова исчезнуть в лабиринте дверей. Несколько женщин в пижамах, как ни в чём не бывало, болтали, делясь накопленным опытом.
— Меня кесарили, вот это была операция! А это так, ерунда, — с вызовом бросила первая.
— Не скажи! — возразила другая. Они сидели в домашней одежде. Словно соседки, вышедшие за солью. И Таня, в бахилах и джинсах, ощутила себя чужаком.
Рядом с палатой под номером восемнадцать она остановилась. За всю свою жизнь Таня лежала в больнице всего лишь однажды. С пищевым отравлением, ещё в раннем детстве. Сама она помнила смутно! Но мама всегда говорила, что с тех самых пор у неё появилась любовь к манной каше.
Тогда ещё жив был отец. Их положили в инфекционку, где перечень доступных продуктов был ограничен. За то каждый день в передачках она находила сюрпризы: забавные карикатуры, ракушки, открытки. Так папа общался с ней! Теперь всё это кануло в небытие, вместе с их старым домом. Злость за продажу которого не отпускала её уже несколько лет…
Приоткрыв дверь палаты, Таня прислушалась. Отчим с Олеськой уже были здесь. Мать первой ему позвонила, чтоб сообщить о своём возвращении. Боялась, что он на радостях станет бухать раньше срока. Отчим, конечно, расстроился. А Таня вообще была в шоке! И только Олеську несказанно обрадовала новость о том, что мама скоро вернётся домой.
Таня сделала вдох и вошла. Мать сидела на широкой больничной постели. Ноги её были под одеялом, а на коленях лежал Олеськие дневник. Она слюнявила палец, листая его, и громко цокала, отыскав что-нибудь нехорошее. Сестрёнка тем временем, постигала азы медицины, пытаясь понять, как устроена капельница.
— Олеся, ничего там не трогай! — прикрикнула мать.
Сестра насупилась. Но увидев Таню, мгновенно вернула себе позитивный настрой.
— Доброе утро! — бодрым голосом поздоровалась Таня.
— Наконец-то, — вместо приветствия фыркнула мать.
Одноразовая сорочка, какие обычно используют для операции, была велика. Из широкой горловины торчала гусиная шея.
— Мам, я на секунду, — добавила Таня, взглянув на часы.
— Ты была у врача? — воинственно бросила мама. И Таня представила, как несладко пришлось ортопеду.
— Да, — кивнула она.
— Что говорит? — мать покосилась на Лесю, давая понять, что сестра не в курсе происходящего.
— Говорит, что надо ещё полежать, — беззаботно сказала Татьяна.
Мама отбросила Леськин дневник:
— Мне что, больше нечем заняться, как только лежать здесь?
Таня вздохнула, призывая на помощь всю свою выдержку:
— Он настаивает! Говорит, что в твоём состоянии…
— Ты тоже поверила в эту чушь? — мама вспылила. И, словно ребёнок, сложив на груди свои тонкие руки, уставилась в пустое пространство.
Таня закрыла глаза. Она осознала, что бой предстоит не на смерть, а на жизнь. Да, она уболтала мать лечь в больницу! Но операция на ноге — это разовый акт, а вот то, что им предстоит…
— Леся, сходи, проверь, как там папа, — сказала она сестре.
Но Леська махнула рукой, продолжив вести «репортаж» из больницы.
— Да нормально с ним всё, — она сделала серию снимков на фоне стены.
И Таня прибегла к вранью:
— Он тебя звал! Сказал, это срочно!
С тяжким вздохом сестрёнка направилась к двери. Но, не дойдя до неё, обернулась.
— Ма! — поджав свои пухлые губки, сказала она, — А Танька мне велик свой не даёт!
— Ну и правильно делает, — буркнула мать, взглянув на неё исподлобья.
Олеська застыла на месте. Глаза её округлились:
— Почему?
— Убьёшься ещё! — ответила мама.
Спровадив сестру, Таня присела в изножье больничной постели. Она посмотрела на тумбу, где остался пакет с апельсинами. Здесь не было запаха медикаментов. И палата, с её светлым жилым интерьером была больше похожа на спальню. Пожалуй, здесь было гораздо уютней, чем дома! По крайней мере, просторнее и чище. Но, дом есть дом! Даже если под ванной разрастается плесень, а кухонный стол по ночам атакуют рыжие тараканы. Даже если соседи за стенкой, день и ночь грозятся зарезать друг друга. Даже если твой собственный угол настолько мал, что в нём не поместится кресло и столик для чтения. Ты всё равно дорожишь им! Ведь он всё-таки твой…
— Мам…, — начала, было, Таня.