— Ты сказала, что он не отмоется!
Таня вздохнула. Спустя пару недель пребывания здесь, сестрёнка разбила вдребезги половину тарелок, поцарапала стулом паркет, а еще сделала make-up девушке на фотообоях. Причём, не с целью напакостить, а исключительно из добрых побуждений. Таня всерьёз опасалась, что Рогозин выкатит счёт! Точнее, вычтет из её гонорара сумму ущерба. Теперь их встречи проходили на «нейтральной территории». А здесь, в квартире с огромной кроватью и ворсистым ковром, обитали они с Леськой.
— Нас пустили сюда погостить! — в который раз напомнила Таня.
Сестрёнка спряталась в «коконе». Оттуда вниз свесились босые ноги:
— А кто нас пустил?
— Один добрый дядя, — ответила Таня.
Леська задумалась:
— Дядь Гриша?
— Нет, — Таня поморщилась, вспоминая его усы.
Двоюродный брат отчима пару раз приезжал к ним. Они выбирались за город, на турбазу. Где мать непрерывно чистила рыбу, а Таня вынуждена была помогать ей. Дядь Гриша совал ей конфеты, вынимая их из кармана, как фокусник. Усы его шевелились, как будто живые! Они всегда были чем-то испачканы. И Таня морщилась, не желая его целовать. Даже в щёку.
— Дядь Вася? — предположила Олеська.
Таня фыркнула, вспоминая соседа. Он вечно дымил на площадке, сжимая окурок в желтоватых зубах. И хвастался, что вот-вот обзаведётся жилплощадью в центре. Дядь Вася много чем хвастался! Например, тем, что сумел переспать с негритянкой в году этак «дцатом». И теперь несказанно гордился, что где-то растёт его сын — плод дружбы народов.
— Это дядь Паша, — рассекретилась Таня, поняв, что сестрёнка с готовностью перечислит всех, кто годится ей в дяди.
Леська задумалась:
— Я такого не знаю!
Таня бросила взгляд на часы:
— Ты меня поняла? Двери не открывать! Отбой в десять. У меня есть ключи.
Леська мотнула ногой, качая свою «колыбель». Первое время сестрёнка недоумевала, зачем уезжать. «Когда мы вернёмся домой?», — этот вопрос звучал ежедневно. Таня ей отвечала, что скоро! Хотя сама не имела понятия. Отчим воспринял в штыки переезд. Он извинялся, божился, что больше «ни-ни». После стал угрожать ей законом, неприкосновенностью родительских прав. Таня сказала, что он их лишится, если только попробует им навредить. Леська скучала, но выбора не было! Оставаться там было небезопасно.
Они условились не ставить маму в известность. Её состояние в последнее время стабилизировалось, и любые неврозы могли бы ухудшить его. Тут-то Леська и проявила свой стоический героизм. Держать язык за зубами ей было труднее, чем Тане. Ещё бы! Одно только «кресло-качелька» стоило сотни восторженных слов.
— А ты на свидание? — спросила Олеська.
Таня кивнула, поправляя чулки. Нейлон, пронизанный сеточкой, податливо растянулся. На ней было маленькое чёрное платье, маленький чёрный лифчик и маленькие чёрные трусики. Соблюдая «инструкции», Таня одевалась согласно дресс-коду. Достаточно откровенно, но не пошло. Чтобы, глядя на неё, мужчина не мог сказать однозначно: шлюха она, или просто красивая девушка?
Рогозин хвастался Таней! Наблюдая, как собеседники млеют в попытках её впечатлить. Кто вином угостит, кто поведает небылицу. Пару раз, когда Рогозин «отходил на секунду», конкуренты пытались занять его место. В конце вечера он непременно просил рассказать, что происходило в его отсутствие. И Таня с готовность делала это.
— Когда ты покажешь его? — «нытным» голосом пропела Олеська.
— Кого? — бросила Таня, поправляя укладку. Волосы рыжими завитками спускались ниже лопаток. Напора её красоты не сдерживал даже обруч.
— Своего Димку! — пояснила сестра.
Таня ей не ответила. Взгляд её в зеркале помутнел. И боясь, что тушь потечёт, она запрокинула голову. Спустя пару вдохов слёзы вернулись обратно, в её организм. Думать про Димку было непросто! Но она вспоминала его постоянно. Ночами — беззвучно рыдая в подушку. И днём, ища в толпе незнакомых людей. В последний раз в больнице ей сообщили, что пациент был выписан. Его телефон молчал, а адреса Таня не знала. Да если бы даже и знала? Пойти к нему после такого…
В памяти были свежи его слова, брошенные в спину. Они воткнулись в неё, будто нож! И с тех пор Таня так и носила его в себе. Иногда получалось забыть. Но одно неосторожное движение, и боль с новой силой вонзалась ей между лопаток.
— Ты не Русалочка, ты пустышка! Красивая снаружи, а внутри ничего, — произнёс Димка.
— Дим, я хотела тебе рассказать, просто…
— Просто что? Смелости не хватило? — Димка откинулся на подушку. Бинты уже сняли, и свеженький шрам красовался над левой бровью.
— Я не знала, что так получится, — она виновато пожала плечами.
В одном он был прав: внешность обманчива! Ведь именно в этот момент за маской наигранного равнодушия сердце её разрывалось от боли. Таня и вправду не знала, что её предложение «сделать паузу» Димка воспримет так однозначно. Она попыталась его вразумить, объяснить, что волнуется! Но разумные доводы в этот раз оказались бессильны.
— Хватит вешать лапшу, я не тупой! Либо рассказывай всё, как есть, либо…, — он замолчал.
На долю секунды у Тани забрезжила мысль — рассказать ему всё. Но из зол она выбрала меньшее.