Русалочка

- Эти?

- Эти, эти. И вазу.

- Вазочку? Какую? Розовенькую?

- Давайте.

- Цветочки поставим в вазочку?

- Ставьте.

- Обвяжем ленточкой?

- Не надо, и так хорошо. - Он забрал цветы. - Вы смотрели "Голубую бездну"?

- Что, простите? – не поняла цветочница.

- Смотрели кино «Голубая бездна»?

- Ой, времени катастрофически не хватает! Кино почти не смотрю.

- А на что у вас время уходит?

Цветочница молча пожала плечами. Она действительно не знала, куда уходят двадцать четыре часа в сутки.

* * *

«... Ты ведь не боишься моря, моя немая крошка? - спросил однажды принц у русалочки.

День ото дня он привязывался к ней все сильнее и сильнее, но любил ее только как милое, доброе дитя, сделать же ее своей женой ему и в голову не приходило, а между тем, ей надо было стать его женой, иначе она ведь не могла обрести бессмертной души - и должна была, в случае его женитьбы на другой, превратиться в морскую пену, вернуться к голубой бездне.

"Любишь ли ты меня больше всех на свете?" - казалось, спрашивали глаза русалочки, когда принц обнимал ее и целовал".

- Да, я люблю тебя, - говорил он. - У тебя доброе сердце, ты предана мне больше всех на свете и похожа на молодую, девушку, которую я видел однажды и, верно, больше не увижу».

Ганс Кристиан Андерсен занимал довольно много времени в жизни Кристины. Некоторые страницы «Русалочки» она проглатывала по три-четыре раза в сутки. Особенно, когда принц обнимал и целовал русалочку в лоб. И никогда не целовал в губы.

Кристина пыталась отыскать в сказке хотя бы намек на то, как принц с русалкой занимались сексом, но этом вообще нигде не упоминалось.

«Любишь ли ты меня? - Да, я люблю тебя», - на этом все заканчивалось.

Были и другие моменты, от которых глаза Кристины стекленели, сердце сжималось в комок, а пальцы отказывались повиноваться:

«Когда русалочка оставалась одна, она выходила на берег моря, спускалась по мраморной лестнице, ставила свои пылавшие как в огне ноги в холодную воду и думала о родном доме на дне морском...

Как-то раз всплыли из воды рука об руку ее сестры и запели печальные песни; она кивнула им, они узнали ее и рассказали, как огорчила она их всех...»

Андерсен. Ганс Кристиан Андерсен. От одного имени Кристина впадала в трепет, имени, элементом которого была она сама и в котором всё так сказочно, по-настоящему хрупко: Ганс Кристиан Андерсен, - белокрылые лебеди, Эльза, Снежная Королева, поцелуй Герды, вернувший дыхание, огонь любви, растопивший ледяную бездну…

Вооружившись карандашом и листком белой бумаги, Кристина нарисовала глубокий, но такой родной пейзаж: море, ледяная бездна, цветы, мраморный мальчик, он держит возле губ указательный палец, напоминая, что о подводном прошлом не должен знать на земле никто.

Ей безумно захотелось вернуться к себе на морское дно, где царит покой, безмятежность, где никто не ведает об испепеляющих желаниях и натянутых нервах озабоченных людей. Холодное море вдруг предстало ей утерянным раем, а место, куда она сама же напросилась, больше не соблазняло ее нарисованными в небе пряниками.

Увы, о возвращении в большой океан Кристина не могла даже мечтать. Если и существует способ преображения человеческого тела в русалку, он скрыт от людей за семью печатями и покрыт кромешным лабиринтом страстей, в коем легендарные Сцилла и Харибда - не последние, но и далеко не первые по величине нагоняемого страха чудовища…

В одиннадцать вечера вернулась мама, и вернула Кристину на землю. Крылья материнского носа были властно приподняты, лоб изуродован сердитыми складками. Ей что-то страшно не нравилось, она даже не переодела обувь; с порога - сразу к Кристине.

- Доча, я поговорила с Львом Алексеевичем. Что здесь произошло?

Доча надула щеки и тупо уставилась на свои ортопеды.

- Кристина, я с кем разговариваю?

- Он больше не придет?

- Придет, куда он денется, если я ему плачу? Меня интересует, по какой причине ты не позволила ему работать?

- Я его разочаровала, - буркнула Кристина.

- Не поняла, объясни.

- Не знаю, я очень старалась.

- У Льва Алексеевича сложилось другое впечатление. Он мне сказал, ты его попросту выпроводила. Я полгорода обшарила, чтобы его найти! Таких первоклассных специалистов раз-два, и обчелся.

- Я сама первоклассная калека. - Кристина отвернулась. - Раз-два и все.

- Кристина!

- Ты мне на уши давишь!

Ирине Михайловне пришлось сбавить обороты. Она обладала даром стремительно наехать, а затем столь же резко отъехать, как только до нее доходило, что плёткой данную проблему не снять. Причем, наехать она могла на кого угодно, хоть на Папу Римского, - это был ее стиль общения, а вовсе не демонстрация неприязни. Вынув руки из карманов, она приземлилась поближе к дочери:

- Ты что такая злая?

- А ты что?

- Я устала, - призналась мать. – Ладно. Если он тебе не понравился, найдем другого врача.

- Почему не понравился? - пробубнила Кристина. – Он-то мне нормально. Это я ему… Я, блин, тут вообще никому не нравлюсь.

- С чего ты взяла? А, Кристинка? У тебя что-то случилось?

- Ничего.