Русанов

Шпицбергеном, здесь также можно было ожидать в виде каменного угля, на что и надеялся исследователь, приступая к работам на Новой Земле. Однако его же собственные результаты, воплотившись в теорию, не оставили от этих надежд камня на камне: в палеозойском море углей на архипелаге возникнуть просто не могло. А более поздние мезозойские слои с маловероятными континентальными условиями просто уничтожались в процессе поднятия архипелага интенсивными природными процессами — водой, ветром, льдом и т. д. уже сравнительно недавно, разумеется по геологическим меркам. Оставался торф, которым он и предлагал воспользоваться, особенно на пастбищах во внутренних районах Новой Земли, где нельзя было надеяться на плавник. Правда, будущее показало, что возможности архипелага с точки зрения оленеводства весьма ограничены — запасы естественных кормов позволяли прокормиться здесь всего нескольким тысячам оленей. А торфа тоже оказалось немного, поскольку сейчас для его образования слишком холодно, и достался он нам из более теплого времени, так называемого голоцена (последние 10 ООО лет), которым Русанов практически не занимался.

Не сулило особых надежд на Новой Земле и железо, зато близкие по химическому составу минеральные краски охра и мумия могли составить конкуренцию аналогичным товарам на северных рынках при подходящей конъюнктуре. Интереснее обстояло дело с рудами цветных металлов, признаки которых, особенно медных и свинцово-серебряных, выглядели обнадеживающими для последующих поисков. Достаточно было строительных материалов — мрамора, аспидного камня и диабаза. Наконец, асбест и связанные с диабазами проявления благородных металлов платины и иридия — но все это, разумеется, в отдаленной перспективе.

Определенно полевой сезон 1909 года, даже еще не завершенный, оказался весьма плодотворным со всех точек зрения, но особенно в области геологии, как по результатам самих полевых наблюдений, так и по богатству идей на будущее. Осталось освоить результаты наблюдений трех экспедиций 1907, 1908 и особенно 1909 года, прежде чем заниматься уже другими проблемами, которые все больше занимали исследователя. Однако прежде надо было завершить блестяще проведенный сезон.

Русанов проводил свои исследования в Незнаемом заливе до 25 августа — видимо, эти девять суток были самыми значительными за все время изучения геологии архипелага. Возвращение в Крестовую губу заняло у него всего 16 часов, когда он получил порцию новостей самого разного характера.

Партия Крамера при возвращении 19 августа попала под удары очередного жестокого стока. «Буря разыгралась со страшной силой. Ветер прорывался из всех трех долин с востока на запад; но особенной силой обладал ветер, вылетавший из Северной Крестовой долины. Он образовывал смерчи, которые подымали воду темными столбами в несколько саженей высотой и несли их с ужасной силой к южному берегу на скалы… Шторм продолжался до 22 августа. Выйти из палатки, которую пришлось соорудить из разорванного паруса, не было никакой возможности. Страшный ветер поднимал морскую гальку и нес ее перед собою с такой силой, что палатка местами была в дырах. Песок, как сквозь сито, пробивался через парусину и засыпал глаза. В 4 часа утра 22 августа ветер успокоился» (1945, с. 125). Добравшись до места высадки, откуда начинался поход, пришлось ликвидировать последствия бедствия — освобождать от воды протопленный карбас, собирать разбросанное ветром имущество и т. д. Из потерь самым обидным оказалась гибель орнитологической коллекции.

Интересно, что чего-либо подобного люди на Карском побережье не испытали. Все описанное является яркой иллюстрацией к теории этих ветров, разработанной Владимиром Юльевичем Визе пятнадцать лет спустя на основе собственных наблюдений на Новой Земле во время зимовки в составе седовской экспедиции в 1912/13 году немного севернее. Возникновение этих сумасшедших ветров он объяснял разницей в давлении на окружающих морских акваториях, разделенных горами Новой Земли. Он-то и предложил заменить народный поморский термин «веток» или «сток» на новоземельскую бору по аналогии с новороссийской. Любой новоземелец, испытавший на себе ее крутой нрав, скажет, что в приведенном выше описании нет ни капельки преувеличения.