Рушара

Перед внутренним взором встала ясная картина. Заннат увидел Рушера в колледже и в экспедиции. Забавный маленький придурок. Объект для насмешек, для шуточек, острот, для праздного зубоскальства. В скорлупке злости и недоброжелательства, в оболочке враждебности — маленький скорпион без жала.

В глазах Занната словно расползалась пелена. Сущность Рушера представала перед ним. До предела сжатая пружина. Огромный потенциал, стиснутый, скованный, зажатый в немощном и слабом теле. Чудовищное несоответствие желаний и возможностей. Джинн в бутылке. Бомба в руке. До своего сна Рушер и не знал об этом. Теперь знает.

Заннат углублялся в видение. Перед ним проплыли миллионы лет сна Рушера. Заннат пил воду в пещере сталактитов, воруя её у жителей Стамуэна, а Рушер создавал планету. Заннат бежал от камней преследователей, а Рушер заселял океаны и сушу. Заннат попал в пещеру сновидений, а Рушер шёл по облакам. Вот таковы его запросы. Не пещера с сокровищем. Не царь. Не рыцарь. Не спаситель.

Заннат увидел, как пружина вырвалась из заточения и пошла вразнос. Торжество, неистовство и ликование пронзили его, словно молнии, выжигая пламенем Сверхновой все простенькие человеческие чувства: сочувственность, привязанность, симпатии. Обиды, жалость, подавленность. Он умирал и возрождался. Он возносился и ниспадал. Он впитывал в себя Вселенную и сжимался в атом, в мельчайшую частицу материальности. Он рождал звезды и сотворял мельчайшие живые существа.

"Ты никогда не будешь прежним. Никогда!"

Заннат открыл глаза, посмотрел на Рушера и увидел слезы. И такое мучение! Такую боль! "Лучше бы мне не просыпаться! Лучше бы не жить!"

Но нет — он выживет, он сумеет. Боль притупится, останется душевная неутолённость и бешеная страсть творчества. Безумная, всепоглощающая страсть. Без ограничений всякой суетностью, вроде нравственности, гуманности, самопожертвования — смешными и мелкими человеческими слабостями.

Приобретая что-то, человек теряет что-то. Чем более приобретает — тем огромнее потеря. Безмерное могущество, почти божественная власть, лишило Калвина всего спектра человеческого мировосприятия, всей роскоши человеческого общения. Трепетности первого чувства, пламени любви, неисчерпаемости дружбы, радости прощения и счастья быть прощенным. Пространственник вышел из темницы — теперь её узник Рушер. И этого не изменить. Рушер никогда не будет прежним. Никогда! Теперь, Заннат, Великий Синий Монк, наконец-то, ты так мудр, чтобы судить об этом?!

Заннат поднялся и сказал:

— Пойдемте домой.

Эдна тоже поднялась и позвала Аргентора:

— Рыцарь Серебро, ключ от портала у тебя.

Он встрепенулся и достал из-за пояса зеленый рог Муаренса.

— Ну, в Озеро! — подсказала Эдна. Озеро поглотило рог и вскипело.

Все подошли и посмотрели. Далеко, почти у горизонта, по однообразным пескам пустыни двигались тёмные точки — это ехали машины, шла помощь экспедиции. Очень скоро они приблизятся к разорённому лагерю — надо поспешить.

— Смелее! — подбодрила Эдна.

Ааренс и Маргиана взялись за руки, как тогда, в пещере снов. На них мгновенно сменились одежды на те, в которых они прибыли на планету. Дворец прощался. Соломон и царица Савская оглянулись на всех и прыгнули в портал.

Аргентор и Наяна подошли к озеру. И тоже оглянулись, прощаясь навсегда с Рушарой, с дворцом, и со своим народом — сибианами. Ланселот, рыцарь Серебряный, и прекрасная Джиневра обрели друг друга.

— Помните нас! — крикнули они, и озеро поглотило Боба и Нэнси.

Заннат простился с монками. Он оставлял им Говорящие Пески Урсаммы. Когда печаль охватит монков, и будут сожалеть они и о своём пророке — о Синните — и о Синем Монке, пойдут они долиною Чинночи мимо бразеларов и тантарусов, мимо бродячих и дышащих теллуровых скал, к узорчатым пескам и будут слушать песни, сказки, будут говорить и будут вспоминать.

Фарид, прощённый всеми, вручил свой маленький народец — мерцающих урзоев трём оставшимся на планете расам и ушёл, простясь сердечно.

— Наш выход, дорогая. — Моррис позвал Алисию.

Бывшая дама-Инквизитор до сего момента пребывала в оцепенении, пока наблюдала уход своих бывших сокурсников. Кажется, она не могла поверить, что их пребывание на Рушаре подошло к концу, и все её надежды погорели.

— Ах, чёрт! — ругнулась Железная Королева. — Моррис, скотина, всё из-за тебя! Пока вы занимались трёпом, я сто раз могла бы сбегать в гардероб! Если бы я знала, что за гад превратил в мышиное дерьмо всю мою сокровищницу! Хоть бы моя шуба из песцов осталась! Красавчик, сволочь, ты у меня за всё заплатишь!

Выпалив всё это, она вздёрнула нос и решительной походкой направилась к озеру. Габриэл комически раскланялся перед оставшимися и догнал Алисию. Он заглянул в озеро, не замечая, как роскошная одежда на нём снова превратилась в джинсы и рубашку.

— Не смейте меня переодевать! — завизжала королева, топая ногами. Как была, в длинном вечернем платье, и на каблуках, она прыгнула в Портал. Моррис пожал плечами и последовал за ней.

Альваар подошел к Кондору.

— Профессор, Мариуш, я знаю, ты мечтал…