Русичи

— Вот и я тоже говорю, что так нельзя поступать! Я Князь Великий, а он что? Новгородский князь, да и то ещё без моего согласия в Новгороде княжить стал. Что, Нонне, так ли я говорю?

— Так, княже, так! — подтвердил арконский жрец. — Это ты хорошо придумал, если проучить его пожелал так: ты князь, ты всё можешь.

— Спасибо вам, добрые мои, вижу, что вы меня любите и мою сторону держите, а киевцы — это вороги, это изменники, они спят и во сне видят, как бы князя извести. А я ли им не хорош был, я ли им пиров не устраивал, сколько мёду-то перевёл, чтобы киевских пьяниц напоить. Так-то, так-то, Зыбатушка, ты уж там дружинников своих приготовь. Как скоро собраться можешь?

— Как ты прикажешь, князь, так я и готов буду, — поклонился Зыбата, — сам знаешь, наше дело дружинное: князь велел, ну и иди в поход.

— Верно, верно! Княжеское слово, Зыбатушка, великое слово: что князь ни скажет, всё исполнять нужно. Вот, что хорошего, что брат Владимир из ослушания вышел: иду на него войсками своими и жестоко накажу, уж тогда он будет просить у меня милости, а я возьму да и не помилую. Так ты распорядись там, Зыбатушка, а мы, други любезные, в столовую палату пройдём: время такое, что поснедать да выпить малость требуется, а потом поспать, а что дальше, то видно будет. Ты, Нонне мне сказку ещё какую ни на есть расскажешь. Больно ты мастер сказки говорить, так бы всё тебя и слушал: ты-то рассказываешь, а с души всякий гнев да страх спадает, и легко так на душе. Идёмте же, други любезные.

Он, слегка переваливаясь с ноги на ногу, пошёл через палату в лежащий направо покой.

Блуд и Нонне, с усмешкой переглядываясь между собой, следовали за ним.

— Вот так-то у нас всегда, — покачал головой Варяжко, — поесть да попить, да сказки послушать, другого ничего князь и не знает и княжье дело своё забывает. Что, Зыбата, ведь нам и в самом деле готовиться нужно. Кто их там знает: времени князь не назначал, подзудят его Блуд и Нонне, так он, пожалуй, нежданно-негаданно с места сорвётся да и пустится в поход.

— И то правда: от Ярополка всего ждать приходится. Пойду приготовлюсь, только и не хорошо же будет, если он, как тать, из Киева убежит.

6. БЕГСТВО ИЗ КИЕВА

редчувствие не обмануло Зыбату.

Прошло всего два дня, а когда вечер сменил третий, Блуд через Варяжко приказал Зыбате готовить дружины в путь, как только ночь окончательно спустится на землю.

Среди дружинников кое-что было известно о предстоящем отъезде князя, но слухи доходили до них смутные.

Однако дружина собралась быстро. В огромном своём большинстве княжеские дружинники были варяги, люди одинокие, бессемейные, и возиться со сборами им было нечего.

Они даже довольны были, что приходится отправляться в путь.

До сих пор Ярополк предпочитал жизнь во дворце всяким походам, а если и собиралась дружина, то лишь для того, чтобы пройтись с ним куда-либо недалеко, на охоту. И теперь дружинники с радостью собирались выступить в путь. Но Варяжко, один из ближайших людей князя, был не на шутку удивлён и опечален внезапностью княжеского отъезда.

— Ой, не к добру князь поспешил, — говорил он Зыбате.

— Вестимо, что не к добру, — ответил тот, — из этого-то спеха ничего не выйдет путного, да и где выйти-то? Ведь идём мы на ратное дело, а разве так-то соберёшься?

— И уговорить его нельзя, чтобы оставил своё намерение, — вздохнул Варяжко.

— Что отговаривать, — вздохнул Зыбата, — что кому определено, то и быть должно.

— Ой, близится князя Ярополка судьба! Сам он так к своей погибели и идёт.

Варяжко вздохнул.

— Велика ли дружина-то пойдёт? — спросил Зыбата.

— Ой, не велика! — утешил Зыбата.

— Отборная она, за князя все постоять сумеют.

— Постоять-то постоят, да мало нас.

— А у Владимира, — перебил его собеседник, — рати отборные; с ним не одна только его дружина, а и варяги арконские, да из Рогвольдова княжества дружины, да рати новгородские, и много их. На верное князь Владимир идёт. Ой, чует моё сердце, быть греху великому, быть пролитой крови братской.

Зыбата даже не стал успокаивать друга, да и что он мог ему сказать: ведь и сам чувствовал то же самое, что высказывал Варяжко.

Настроение вождей вскоре передалось и дружинникам.

Они хотя и собирались безропотно, но не было заметно ни обычного воодушевления, ни бодрости; шли неохотно.

— Как тати в нощи, уходим, — слышалось в рядах дружинников, — так проку не будет.

Зыбата пробовал убеждать воинов и тоскливо поглядывал на хмурые, угрюмые их лица.

«Ой, — думал он, — ненадёжные они, как бы не выдали они князя, когда подойдёт беда».

Ярополк навёл на дружинников ещё более уныния.

Он, считавшийся вождём, главой всей вооружённой киевской силы, на этот раз не пожелал предводительствовать в походе, а предпочёл совершить путь более спокойно — в колымаге.

Когда княжеский поезд выбрался из Киева и отошёл на порядочное расстояние, им путь преградил густой лес, памятный Зыбате по приключениям его молодости.