Русичи

— Ой, Зыбатушка, — воскликнул Стемид, — вот что я тебе скажу! Ведомо нам всем, что с Владимиром вы большие друзья и при нём ты в ближних людях состоишь; так я тебе одно скажу: хочет наш князь к вашему князю на поклон идти, хочет мира у него просить и милости, сам себя с головой ему выдаёт. Так поговори ты с Владимиром, может быть, и не поднимет он руки на брата своего.

— Не ищет Владимир головы Ярополка.

— Ой, ой! Он-то не ищет, да другие хотят.

— Кто другие?

— Ой, будто не знаешь?

— Нонне, что ли?

— И Нонне, и Блуд. Что только им Ярополк сделал, понять не могу, а злобятся они на него, и оба они лютые его враги.

— Так что же Ярополк не идёт к Владимиру? Ведь, ежели бы он с поклоном к брату пришёл, так, может быть, и в самом деле милость у него заслужил бы?

— Да, видишь ты, не хочет он, старший брат, младшему кланяться. Хочет Ярополк до конца свою судьбу испытать. Блуд и Нонне задумали Владимиру передаться, а сами князю Ярополку то же советуют, то ещё его отговаривают, подбивают в венгерскую землю бежать. А Ярополк им верит. Он не знает, на что и решиться, а всё равно ждать не долго. И теперь-то нас новгородские рати голыми руками взять могут, а ежели только князя не будет, так сами передадимся. О-ой, Зыбатушка, прости меня, не гневайся, поспешу я скорее к товарищам с подарками твоими. Они и не знают, какое счастье, привалило. Пир мы устроим, какого и не видывали давно; и Варяжко, друга твоего, позовём, поклон от тебя скажем.

— А дозор-то как же? Разве можно бросать?

— Что дозор, всё равно никто сюда не придёт, никому мы не нужны. Так поезжай же ты, родимый, обратно.

Голос Стемида дрожал.

Зыбата угадывал, что он ждёт не дождётся, когда можно ему будет вместе с товарищами приняться за так неожиданно доставшиеся им припасы.

— Ну, прощай, Стемид, быть по-твоему, вернусь я в стан. Варяжко поклон скажи и князю челом ударь.

Повернул лошадь и тронулся обратно от неприветливой Родни.

«Судьба Божия неисповедимая сказывается, — думал он, — никто, как Бог всеведующий, предаёт Ярополка в руки Владимира, а что из сего будет — не человекам предугадывать. Может, и в самом деле Промысел Божий неведомыми путями ведёт новгородского князя: в могилу, в язычество погружен он, а кто знает, не засияет ли через него над всей Русью свет великой Христовой истины?

13. ТЁМНЫЕ ЗАМЫСЛЫ

 Родне, действительно, приходилось очень плохо всем осаждённым. Легкомыслие князя особенно поразительно выказывалось в той неосмотрительности, с какой он принял здесь осаду. Трусливый Ярополк загнал здесь сам себя в такую ловушку, из которой, как только появились новгородские войска, не оказалось для него ни малейшего выхода.

Он знал, что дружины Владимира смелы, воинственны, решительны, что если они идут против врага, то думают лишь о том, как бы одолеть его. И вдруг словно какое-то затмение нашло на киевского князя: он вообразил, что Родня настолько неприступна, что новгородские дружины разобьются об неё, как разбиваются волны о неподвижные утёсы среди моря.

Ярополк ожидал, что Владимир как придёт, так и ударит сразу по крепостце, и не думал даже, что новгородский князь решится на длительную осаду.

Если бы Владимир пошёл на приступ, то, очень может быть, силы его и разбились бы о стены Родни. Но он повёл осаду, и в результате осаждённые, застигнутые за стенами почти что без всяких запасов еды и даже воды, несмотря на близость Роси, очень скоро попали в критическое положение.

Грустный и сильно взволнованный, повернул Зыбата от Родни в свой стан. Зато Стемид, трепещущий от радости, пошёл к товарищам, чтобы поделиться с ними подарками их бывшего начальника.

Заботливость Зыбаты была всеми оценена по достоинству.

— Спасибо Зыбатушке, — говорили окружавшие Стемида товарищи, — вот это вождь. Не позабыл в беде своих.

— Христианин он, оттого и не забывает.

— У христиан и враги должны любить друг друга.

— А, может быть, он с умыслом подъезжал-то?

— С каким там умыслом, что за умысел.

— Как, с каким. Может, его новгородский князь подсылал, чтобы нас на измену сманить.

— И ни слова он об измене не говорил, — запротестовал обидчиво Стемид, — жалеть жалел, сердечно так жалел, как братьев родных, а чтобы переманивать, не было этого.

— Не таковский Зыбата, чтобы переманивать. Кабы тогда князь-то наш ни за что, ни про что на него не разгневался, так и он с нами остался бы.

— Вестимо, остался бы. Не волей ушёл он и теперь об нас вон как заботиться.

— Доносили те, кто в лагерь высматривать ходили, что у новгородского князя он как гость живёт, а против Ярополка никогда не идёт.

Все эти разговоры происходили, пока Стемид делил на равные части Зыбатовы подарки.

— А это я Варяжке снесу, — проговорил он, откладывая в сторону одну из частей, — он, Варяжко-то, как и мы, мучается.

— Вольно ему свою долю отдавать.

— Да ведь кому отдаёт-то? — возразил Стемид. — Князю самому.

— То-то, что князю. Ярополк будто не понимает, откуда ему так всего вдоволь подают, а Варяжко мучается. Принесёшь ты, Стемид, так он и теперь всё Ярополку отдаст.