Мне - ту, что с сумкой... Срок настал! Светофоры жгут красный. Ждущие морщатся от шумов и от запахов землекопных работ вблизи. Девки зыркают в тыл, где Трубная выливалась вниз и откуда, считают, я мог спешить к ним. Строй из кварталов между двух улиц, - там, где сейчас они и где шлялись на Трубной десять минут назад, - был для них беспроходным... Вот оно?! Что сказал брадобрей: коль ваше - то, мол, само придёт? Как у этих двух девок: походя взяли - и сразу в дамках?.. Ишь, норовят к метро, вознося свою прыткость! Нужная слева... Тихо приблизившись, я схватил её; девка пискнула. Я играл, что мы дочь с отцом. Люди двинулись на зелёный, вслед - дружка девки в сильном испуге. Эта ж дала мне в пах, но недейственно; я высок её маху, всё обошлось.
- Тварь!!!
- Въихала, - я услышал притворное.
- В ми... в милицию? Или здесь прибить? - заикался я. От неё пахло рыбою.
Она глянула, как змея. - Мы бежынцы! Зы Чечни мы... Мамку убылы! Жыть нема, деньхи пр'oсымо...
Но я ткнул её: - Лжёшь, тварь!
- Ой, дядько, лху я! Мы з Халкой з Глухова! От ты ж, дядько, заумный!
Мне она без нужды уже, я забрал мою бр'aтину. А стоял я с ней, потому что весь трясся. И заикался, точно отец мой, если волнуется.
- При... прибью тебя! Ты неместная, и не будут искать тварь! Сдохнешь!
- Ни! - она ныла, корча рот на болезненно полном лице в прыщах. - Отпустыл бы, а?.. Дядько, добрий! Я тибе дам, как хошь.
- Что?
- То самое... Шо, не умный? - Лбом она ткнулась в мой бок игриво. - Ынтеллыхенцыя?
Я возжаждал убить её. - Дрянь! Паскудница! Носишь крест, смотрю?!
Девка вмиг расстегнула рубашку, чтобы я видел. - Мы православные!
- В Бога веруешь? - распалялся я, помня, чт'o сделал Бог со мной.
- Верую.
Я был в ярости. Почему? Не она виной бедствиям. Отчего ж не Б. Б. убивать готов либо тех, на экране, из суетнувшихся, кто сменили былых, чтоб царствовать, и нас всех облапошили, но тупую воровку? А потому что, постигнул я, не мелка она, но напротив, первейшее, кардинальное зло, что в роду её возрастало и воплотилось в ней: гидра выползла из зловонных чресл Трубной в пакостном облике и когтями держала меж розовых сучьих выменей крест.
- Кто Бог твой?
С наглыми и пустыми глазами, тварь звонко выпела: - Бох Исус! За людин страдал! Наш Христосик-Бох!
Я не выдержал и рванул её, так что чуть не упала. - Что можешь знать о Нём!
- Добрий быв, всех любыл и то нам велел, - скоро, звонко твердила. - Дядько, мне больно!
- Крест носить... - Не успел я продолжить, как она встряла:
- Бачь! Я по образу и подобию. Бачь, хавно!
Поражённый догадкой, что, как Иаков, бьюсь с Самим Богом, я, оттолкнув её, прянул к Трубной в важном открытии, что слова (смыслы, догмы, рацеи) губят. То есть где следует быть в реальности - я тону в словах, позабывши реальность. Вот я к Б. Б. свернул как Квашнин самоцельный - вышел контуженный. Ну, а сам Б. Б. как он был Б. Б. - так остался им, уделив мне чувств столько, сколько б истратил, скажем, чихнувши. С девкой - что б сделал он? Взяв своё, отпустил бы. Я же, болтая с ней, замотал себя в сеть семантики (хотя мог, если слаб в ногах, постоять с ней внушительно) и дошёл до того, что в шалаве высмотрел Бога, Кой на болотах, крытых асфальтом, нынче 'Цветной б.', взялся, мол, чтоб спасти меня от моих святотатственных, дескать, дел... Смотрите-ка: Бога высмотрел! Вышло, что и всегда со мной: влип в слова и давай страдать... не с того, что нагнал-таки гадину, но что вдруг различил в ней 'образ с подобием', значит руку на Бога вздел!.. Во мне крепла пря с внутренним: неспроста-де препятствия, что-то мне-де внушается, вплоть до Богоявления. А на деле - бурда одна. Мнить, что Бог меня учит, пошло, нелепо. Я верю в прежнее: захоти Бог добра всем, даст без затей... Ишь, выдала, что я руку на Бога... Как мне устроиться в сём миру, если, прежде чем девка та родилась, она знала 'кидать' нас, 'ынтеллыхенцыю'?!
Шмыгов шёл ко мне от раскрашенных стёкол бара - от 'Bishop's finger''а, где мы сиживали когда-то. Бликали линзы с куньего личика, ноги дёргали джинсы и тяжесть свитера - всё гламурное, эксклюзивное. Он постукивал по часам.
- You're late, sir! Very и very late! В общем, я отобедал, в том чысле выпыл, - стал он коверкать речь и потряхивать папкой. - Здесь документы; скинем на твой счёт, как мы решили. Ты мне поможешь, не представЛЯЕШЬ!.. Но всё потом... Вещь в сумке?.. А, dear, - он двинул папкой, - если б мы с этим в первую очередь, с документами, и затем только с вещью, лично у вас, Квашнин, без забот и сравнительно скоро образовалась бы баксоу тысяча!..