Русология (СИ)

Его 'Кэмел' дымился. Он, вдруг с усилием отворив дверь, бросил: 'Нам ехать', - и зашагал к 'М-2'. Он был свой во лжи мира, ведал язык его. 'МАЗ' нас вытащил. Покатили. Катим, он пьёт да пьёт. А пасхальные гибдэдэ не знают, что мчит богатый пьяный еврей, чтоб, стопнувши, поучить его уму-разуму да простить потом (дескать, мы православные); может, выбить и мзду, уместную в данном случае Воскресения иудейством Распятого... В общем, праздник. Был праздник Пасхи. Плоть затиралась, словь восхвалялась. Я был единственный на войне с этой словью в видах безлесия южной Тульщины. Солнце искрилось; мнилось странным, что снег не сходит... Этот рейс не как прошлый, в кой я оценивал мир от слов, восставлял слова и искал себя в 'Боге' как в 'Боге Слова'. Я припадал к 'Нему', убеждённый, что 'Он' мой 'Свет', 'Путь' в хаосе. А прозрев, что 'Он' вовсе не всем 'Путь', рухнул ниц и взывал к 'Нему', веруя, что как 'тварь Его' смею спрашивать, отчего мне так тяжко. Нам ведь внушалось 'стукни - откроют'... Я и открыл вдруг, став пустоместо, что ларчик пуст к хренам, что великое 'Слово', царственный 'Логос', мурок есть: не 'Творец', презентующий нам, дерьму, 'образ' свой и 'подобие', но бацилла на ДОННОМ! текст, что толкует ЖИЗНЬ! подлый умысел, взгромоздивший ложь, где обязанность всех и вся быть в шоу, в коем мне нужно дохнуть от рака, прежде утратив сына и СУЩНОСТЬ. Я прекратил играть. Он велит не бросать роль? Фиг ему! Он хиреет - я крепну. Он издыхает и не 'живит' ничуть, а я - вот я. Он лает: 'Я есмь Любовь и Жизнь!' - чтоб не вникли мы, что любовь и жизнь - вовне слов и что истинно лишь бессловие... О, мне нужно беречься! Спать упаси в войне, перед коей Троянская и Столетняя с Мировыми - шутки; смех видеть формы, гибнущие 'за ценности': за 'мораль', за 'культуру', 'веру', 'традиции', - за тряс воздуха от фонации и за символы! Ибо коль ложь ко лжи - то вся цепь враньё. Потому ещё, что в любом всяком дискурсе, хоть в теории, удостоенной славы, тот изъян, что он, дискурс сей, - без начал и концов, как вырезка, и упёрт всё в того же, мол, непостижного логоса, то есть в тайны и в пустоши и в ничто, ха-ха! во брадатого старца с благостным нимбом! в 'стену белёную'!.. Еду думая: с кем? Вёз - друга, чтоб примирить с бандитом. (Цель я таил, сказав: съездим 'просто', перед 'разлукой'). Но логос ляпнул в нём, что-де мёртв твой брат! - когда я как раз отмечал крах слов под вселенский ор пасхи, чтящей 'Топ-Логоса', и когда я открыл ему про глобальный фарс Авраама. Он стал пошучивать, впрочем, мягко: мол, я уж слишком. Он стал подыгрывать... но слетел в кювет, где я свёл к лейтенантику и открылся весь с первенцем и с мечтой моей, что словь вытравить можно лишь неумышленно. Я постиг по его допущению 'паранойи', кто он: он семя слови, что присягнуло крайнею плотью (их обрезание в знак союза) главному логосу. Молви тот - и он сдаст меня под предлогом, будто я псих-де; ради меня, заявит, и ради Ники (кою он любит, даже был в близости), и Антона... И мало времени изменить всё, лишь сублимацией (то есть ре-сублимацией), в каковой с моей Никой я не попал в эдем (запланировав с девочкой). С Никой я был как юзер, я её пользовал; с Маркой я годен в доноры, чтоб свернуть его с иудейского курса на овладение мировою плотью (в этом их миссия: бросить жизнь к ногам логоса, как обрезанную их плоть). Спасти его - как себя спасти, ибо он меня ткнёт в психушку и я урочища не осную для ИЗНАЧАЛЬНОГО под ракитою в Квасовке... Там так ждут меня! Я ж - со словом изрядным и запропасть могу, ведь намёк был, что - 'паранойя'. Он не таился: мол, у тебя, мой друг, псевдология, страсть приврать. Он мне прямо про 'паранойю'... Я покосился. Ишь, крутит-рулит... Он меня много лет назад мог не вытащить из-под кедра... Друг он мне? Я не знаю. Как знать условных? Я хил в их м'oроке. От начала, от пращуров быв в словах - был я как бы вне слов, постигая их чужесть нам; и лингвист я, наверное, неспроста...

Что ж, истинней я иных? Реальней?