За плетнём двор был чёрною, подмороженной грязью вечно копытивших его мерина и овец со свиньями, также курьих пришлёпок. Крытая шифером, чуть кривая копна предваряла хлев, каменный, с отворёнными створками и, вплотную к ним, розвальнями с навозом... Он возник шаркая, волоча с мягким скрежетом вслед корыто. Мы познакомились много лет назад: я гулял, слышу - косят; вдруг косарь попросил воды, объяснивши, он, дескать, квасовский, 'через дом' живёт; выпив, спрашивал пустяковину и прервал просьбой 'крепкого, коль нет водки'; я дал лосьону, он удалился и не косил три дня. Мы с ним сблизились... Он отёр о халат все пальцы, чтоб поздороваться. Был он мал, тощ и стрижен, с чёлкой и в валенках; их всегда носил, даже летом, так как хромал.
- Что шаток-то? - присмотрелся он. - Худо? Надо лекарства...
Кажется, я шагнул; мрак взял меня.
Видя тополь подле копны, впоследствии я лежал пластом и спросил вдруг про Бобика, его пса.
- Собачку-то? Схоронил в январь... - Он, пришлёпнув на лоб мне снега, молча уселся, взял папиросы и чиркнул спичками. - Охладись лежи; оклемаешь... Пугивает косая! Также со мною; брякаюсь, на косьбе либо дома. Ну, и придёшь в себя, и встаёшь как нет. А ты молод... Рано, Михайлович! Вот моя померла до срока, дак это женское. Изработалась... Немец, быв здесь в Тенявино, бил её ни за что, дитё... Отошла-таки... Отошла! - вспоминал он. - После работала звеньевой у нас.
- Я, Григорий Иванович, - разлепил я рот, - побираться. Обворовали... Прибыли в ночь вчера с моим отпрыском. Мы рыбачили, два юнца прошли. Я - к Закваскину, но он сына ждёт, деньги взял, что мой дом стерёг. Про дворянство мне...
- Кто? Закваскин? Всё от его зло! Он коммунист был, ну, и бухгалтером. И ещё один... зам, кажись, председателя, но не тут, а в райкоме, звать Оголоев. Оба и грабили. На собраниях, я тогда трактористил, в крик кричат за советскую власть - и тащат. Взяли их, в шейсят первом. Тоись его сперва - дак свалил на подельщика. Оголоеву вышку, этому зона. А и потом крал, хоть не в колхозе... - Он помолчал дымя. - Мак садил. Мы шуткуем: мак зимой кушать? Он нам и врёт в ответ, что соскучился в тюрьмах по цвету-лету. Век-то был брежневский, наркота пошла. У шпаны собирал кишмал, торговал им. Сын - вор отпетый, в старших весь.
- Дед - Георгия кавалер? - Я сдвинулся, снег потёк под одежду и холодил меня. - Комиссар-де Квашнин их гнал? Правда?
Мой собеседник бросил окурок. - Про кавалер - не знаю, хоть я в родстве с им, - я, Заговеев. Но не с дворян он. Были Агарины, но те флавские. А Закваскин-дед - гад, идрит! Как Советы настали, выдал богатых; знал про всех, где и что, натягал, пёс... Он сторожил, врёт? Сторож... Как ты уедешь, он тут хозяин, и у тебя в избе... А у нас тут Квашнин был. Это помещик! Жил, разводил сады, там, где кладбище. Их досель звать Квашнинскими. Также - Квасовка. Не Заквасовка, хоть Закваскины наши... Тоись дворяны? Он в январе ещё с телеграммой мне; свалим лиственки у Рогожского, две сдадим, а одну на полы сведём; сына не на чем встретить, пол гнилой. Я ни-ни. Дак он в Флавске жульё сыскал, тех Серёню с Виталей, ходят спортсменами, а Закваскин главарь у их. Медь таскают, старую технику, погреб'a чистят внаглую. Я им: сдам вас в милицию. Ну, они сперва Бобика. А потом: скажешь - дом спалим. Керосину в стог - на-те... Правильно ты мне скарб занёс прошлой осенью. И к тебе, пёс, нахаживал... Он свихнулся с гербами на телеграмме! Время, врёт, наше, сын, врёт, в правительстве... Я твой дым вчера видел... а, мыслю, вдруг там их мафия? Что я им? - он вздохнул. - И куда мне? Как запретишь таскать, коли сверху воруют? Их, воровская власть! - Он умолк, потянувшись за пачкой, чтоб закурить вновь. - Вон, раздолбаи-то...
За плетнём шли юнцы в 'адидасах' (модный 'прикид' такой) с рюкзаками.
- Твой груз?.. Таились, псы, у Закваскина... Ну, отымем, Михайлович?
Я признал рюкзак, чувствуя, что во мне мало сил догонять шпану.
- Не к лицу, - обронил я. - И не настичь нам их... Но, Григорий Иванович, не Рогожский я, а Квашнин, садовода давнишнего Квашнина род. Дом же здесь на жену мою, на Рогожскую был записан, ты её видел.
Он вдруг задумался. Я ему стал своим по делам Квашниных, живших с родичами Закваскиных, Заговеевых и других окрест.
- Дом купил неспроста, чай?.. Коль не Рогожский - ну, Квашнин, здравствуйте. - И он подал мне руку - чтоб жать по-новому, не по-прежнему, вслед за чем, дымя, продолжал сидеть, приручая новые мысли, но обронил сперва: - Что ж молчал, Квашнин?
Что молчал я?