Русология (СИ)

Мне б иначе: мне бы дословную ту любовь, что была до запретного плода, после которого сталось всё, чем терзаемся: весь кошмар наших домыслов от добра и от зла как разум. Мы с этим разумом из эдема вышли к условностям, и Адам с Евой стали условные, ведь слова их раздвоили, чтобы им, меж собою вбив слово, впредь жить по слову. Мне б - Перво-Еву, а не библейскую их Юдифь и Сарру, шедших по слову к нравственным актам, то есть к деяниям от добра и от зла как раз, увлекающим в гибель... Как понять Нику? О, не расспросами, не посредством слов. Если бог и прикрылся в данный миг ею, важно не дать ему влезть в нас словом. Нет всем словам любви вообще! После рая в нас не любовь, а слово. Вот, я спрошу вас: 'змий' рай насиловал, чтоб ввести себя вместо первой любви и жизни, вместо безмолвного абсолютного счастья - и после библию выдал? Дудки! Бог лил каскады слов и топил всех, кто против, чтобы от Ноя шли лишь словесные. И теперь утвердилось, что нам нельзя без слов. Идиоты, мол, кто не хочет слов. Демонстрируют очутившихся вне словесной стихии - все идиоты, мол. Но кто истинней: трепачи или косные? В идиотах вдруг - рай, как в прочем, что бессловесно, но зато счастливо, ибо жизнь не толкует злом и добром?.. О, Ника! Не были мы слабы в раю, два в одном неразличные, в НЕЧТО больше любви земной! Наш язык был волшебней, прелесть чудесней, радость обширней! Были мы - сущей нынешних, были тем, что сейчас в себе прячем, давим под 'образом'. Я бегу из слов, не желаю 'Слов Жизни', как величают. Я за Жизнь вне понятий о Жизни. Словное губит. Нам пора за условное, за рубеж человека, как он смонтирован: в Жизнь вне слов! Ибо как он пришёл, закон, что из слов и есть слово, то погубил нас райских. О, я не зря читал: 'Алках - дайте ми, жадах - пойте мя, наг - одесте мя; кто твористе для малых сих - ме твористе', - нет, я не зря читал! Сын смеялся, он, райский житель, реющий по-над смыслами, что суть фальшь! Мне смотреть, как моя плоть и кровь всхочет скот-рабов-сикли плюс словной 'вечности' и страдать начнёт?

Я прошёл к окну глянуть улицы из коробчатой серости. А за мной стоит Ника, ждущая отвечать... Да, именно! Логос выстроил логику, дабы то, что он хочет, - сразу и я б хотел. Мне вести речь как мужу, кой был в отсутствии, а жена узнаёт про рак, между тем денег нет, жить не на что? Словь мнит схватывать, что ни выскажу, в сеть семантики и ткать фальшь в Беренике?! Чур, пусть не ткётся! Весь ход вещей за нас: мальчик в райском бессловии под ракитой у Лохны и мой второй сын, сам я, восставший, но и она ещё, невпопадная женщина. Мы суть троица, как и бог. Только я принял женщину - он не принял ('что Я и ты, мать?'), ибо, предчувствую, всё, что будет, через неё придёт. А его распря с женским - цель его. 'Главный Логос', он пожирает плоть, трансформирует в логосы, ну, а женщина плоть рождает. В женщину надо, ибо в ней тайна.

- Как мы здесь? - произнёс я.

Только поймёт ли, чтó я спросить хочу. А спросить хочу: почему мы вдруг там с ней, где царство логоса? Где от тех, кем мы были, остовы? Разгадает ли, чтó словами нельзя сказать? Что хочу - ни сказать того, ни дотронуться мыслью, - это поймёт ли? Я чаял слышать: 'Да, понимаю'. Так сказав, она знать мне дала бы, что мы вне слова и она общник. Меньше слов - больше ДОННОГО; у НЕГО тоже смыслы есть... а верней, анти-смыслы, то бишь инстинкты. Будем брать в ДОННОМ в новом общении! Будем гнать слова, не давая им путать нас, толковать, как им надо!.. Но вдруг подумает, что я псих, безумец? И - её интуиции - я ответствовал, но как будто бы сыну:

- Тоша, есть райские языки. Вот, Хлебников говорил: 'гзи-гзос'. А другой был, Кручёных, тот разговаривал: 'дыр бур щил'. Звук без слов живёт; звук, он истинен... - Я внушал, что ищу новый говор и что лексемы мертвят меня, оделяя грехом, ибо словь и грех не затем одно, что объявлено: я не знал бы желаний, если бы не прочёл 'желай', но затем, что раб слов - вовне истины, каковая вне слов. Я опять повёл, тихо, чтоб не пугать их, Нику и сына: - В слове нет главного, а напротив...

- Да! - подхватил сын. - Ишь, словá! Слово 'море' обманное и не море. Где же в нём море? Сделаем, чтобы новый язык был честный и необманный! - Он тронул монстрика. - Пап, сказать, куда ездили и купались? Это не море, а... - Он зажмурился.

- Напиши лучше, - я предложил ему.

Он умчал, чтоб писать в своей комнате.

Ника сдвинулась.

- Лгут слова, - я сказал.

И смолк.