Русология (СИ)

Знали бы, как нормален я - издыхающий, вкупе с предками и потомками представляющий вторсырьё в историческом празднестве колен Гадова, Неффалимова и Рувимова. Богу - я нуль. Матери - нуль второй сын, бедный увечный? Ибо, что б ни бы-ло, выбор сделан: я могу не согласен быть, и впредь мне решать: жить ему, Родиону, либо же мне жить славою рода? Или смекнула, что, после первенца, уступлю?

- Он плох? - Я глотнул седатива в виде двух капсул.

- Он жив условно, - произнесла она, чтобы я, это зная, крепнул в решении. - Ты и сам плох.

Брáтину не спасти, я понял. - Ладно, продам её... Будем жить, мама, - я покривился. - Но не сейчас, не вмиг... Ладно?

- Павел, обследуйся.

- Да, - сказал я. - Конечно.

И она вылезла.

Я глядел вслед величию и надеждам, спрятанным под облезшую, но на ней - шубу царскую. Я решил: как бы ни было, подарю ей песцов с шиншиллами. Пусть у гроба сынов своих плачет статная элегантная женщина, не жена, не невеста, - мать в утешение...

VIII Береника

Ехали близ руин взорванного в Москве дома. День назад гордая, башня сделалась грудой плит, балок, мебели и раздробленной утвари вперемежку с телами, в коей ворочались краны и экскаваторы, сортируя, сгребая хлам. Блоки стенок в обоях, где отмечали рост чад родители, кровь героя вой-ны, струны скрипки студента консерватории отвезут в карьер, свалят в яму. Станется квази-кладбище. Но никто не придёт туда, а оплакивать взорванных будут снег и дожди; и весной, в апрель, когда нет ещё зелени и обломки светлы в лучах, на пруту, что торчит, как шест, ветер тронет эластик с некогда самой стройной ноги второкурсницы из Московского инженерно-строительного - как укор судьбе, как порыв проявиться вот так хотя б...

Я, давя газ, тронулся дальше.

Мы жили в длинном, как такса, коробе, что одним торцом к Карнавальной ул., а другим - в сквер с деревьями. Бросив 'ниву', вышли к подъезду, нёсшему груз забот властей в ипостаси снабжённой кодами двери. Я же рассчитывал, что меня и семью мою и соседей выручат не подобные двери, но серость, блёклость и неприметность сей жилой ветхости.

За табличкой с номером 70 был склад ящиков с этикетками '1-ый Пряный...' То есть вновь специи. Что неправильно. Мы решили кончать; я в Квасовку ехал, словно стирая всё, - а жена набрала товар. Как, откуда? Это ей Марка дал. Эскулап Родиону плюс это значило, что, и так задолжавший, я вновь одалживал. В мыслях вижу, как, позвонив ей ('поговорить, Ник'), Марка, вняв жалобам, что заказчики 'ждут уже', а нет 'пряностей', отпустил товар, наболтав, что в его интересах сбыт его бренда. В комнате - пачки, тучные сумки и накладные в 'Торги', 'Ритейлы', 'Трейды' и прочее, учреждённое, чтоб оказывать мне любезность взять товар, распродать и потом рассчитаться. Я был в убытке... В общем, баланс мой был отрицательный, что знал я и сам Марка. Но не жена моя. То есть женщина, что достала всё это и где-то бегает, разнося заказ; эта женщина с звучным именем Береника Сергеевна - мне жена... Берениками были дамы Египта и древней Греции; и дочь Ирода, истребителя вифлеемских чад; и врагиня ап. Павла; также метресса кесаря Тита, сжёгшего город избранных. Береника по-гречес-ки 'Βερενίκη', 'Победоносная'. С тонкой талией, ноги-руки излишествовали в длине и тонкости, голова как бутон на стебле - вот она. Также рост с разнобойностью членов, что создавали вид, что они изгибаются. В Нике сходство с мадоннами длинных шей чинквеченто (женщины-башни). Плюс длинный рот ещё, что от скул оттеснён умилками; подбородок с ложбинкою; две миндалины глаз в их сини и соболиные, под высоким лбом, брови. Вот моя Ника - вся локомоция, линеарность, странница во трёх соснах и попаданница вечно-всюду впросак. Мать звала её 'Невпопад', я вспомнил. Вешалась в детстве; ей вдруг подумалось: май закончился, - и она расхотела жить. Я, пройдя к телефону, шумно звонившему, слушал.

- Ты, Феликс?

'Сэр! (Звук вздоха; я сразу понял, что он в бездельи). Рад тебе... ВСЁ! Облом! Знаешь, к чёртовой матери всё сворачивай и шуруй у Эуропу! - Шмыгов коверкал речь. - Всё, заСТОЙ!! Мерзопакость! Это не год назад. Как я жил тогда! Взятку дашь - и всё продано... Впрочем, мы лишь реклама, что на концерне в снэжном краю под названием Швэцыя делают лэктротэхнику, а вот здесь на одной восьмой суши - или сто-дцатой? - не покупают швэцкую тэхнику и ждут выборов смыться в Англию'.

- Возвращаю долг, - я прервал его. - Помнишь, триста брал? Где мы встретимся?

'Dear! - и он хехекнул. - Мой уважаемый герр Квашнин, сэр! Помню! А вам известно, - хоть о таких делах лучше с пьяночкой в 'Bishop's finger'е, - вывел он интонацией, - то, что минимум джентльмена - лям, не меньше. Так что имей он их, Шмыгов был бы в неблизком некоем месте-с! Ты должен триста? Я их возьму, сэр, чтоб пропить в 'Бишопе'... Ба! Мне мэрия!.. Dear, после... Фёдор Васильевич! - взвыл он. - Рад вам!..'