Russian Disneyland

Свет, исчезая, тьму порождает
Тьма есть оружие зла
Солнце навеки нас покидает
Звезда, что гниение жгла

Неплохо прям. Можть и сразу, ещё в первом куплете, «багряное солнце», а не «красное»? – «красное» уже как-то заезжено, обыденно… да и «багряное» заезжено… – в стихах. Да и вообще что такое «багряное» лично не знаю. Да а лазурь-то что за сухофрукт?! В жизни не слышал в жизни таких словес! Ну ладно.

Показалась, засветила луна, высокая, ярко-белёсая. Стакан выделяет рубчатую тень. Надо его наполнить! До половины, конечно. И он не полуполный, не полупустой, а самый полулучший (полулунный!), самый простой – ready for a dance! for a romance! Come on, everybody dance now! Come on!

Что-то я уже пьян немного, чё-то ору!.. Впрочем, там не слышно: там свой музон и гвалт. А здесь какая-то непонятная тишина – когда смотришь в окно: на тихий снег, падающий дождём, на еле ползущие по стеклу капли и закрепляющиеся узоры, на небо, льющую свет луну и летящие по ветру облака… когда лежишь в темноте один… Как будто всё остальное тебя и не касается, как будто ты смотришь на всё со стороны, как кино, а не участвуешь… Щас бы только Яночку – чтобы она тоже лежала со мной и наслаждалась, отдыхала, думала, недоумевала…

От такой тишины, безмятежности и гармонии почему-то ещё больше хочется выпить… Да и Яна!.. Ну, давай, за неё!

…И сама, допустим, школа эта… странно всё как-то: бабушка рассказывала Морозову, как она строилась, потом в ней учился отец, учились почти все учителя, все родители, или все, кто старше на 5, 10, 15, 20 лет… И представлялось почему-то, как, придя на кладбище с бабаней помыть оградку дедушкиной могилы, рассматривал на крестах и памятниках фотографии односельчан и слушал её комментарии: короткие, ёмкие, отчасти иронично-едкие истории жизни, достойные, как ему показалось, чуть ли не чеховского пера. И многие были как раз как на подбор учителями, завхозами и уборщицами в этой школе! Сколько она ещё простоит, облупленная, построенная колхозом в честь 45-летия Советской власти?.. Колхоз рухнул, власть тоже, и всё вокруг тоже понемногу даёт крен и трещины… А он сочиняет стихи!

Ночь прозрачна и свежа Для зелёных дисков-глаз Хочется им есть с ножа Мясо каждого из нас!

Всё горит, и пляшут тени – Лужи крови на траве Хороводы привидений В черноте и синеве…

Вспомнилось, как учитель по прозвищу Рыдван хмыкнул и высказал как раз то, о чём Леонид часто думал, но никому не говорил: «А тут, прикинь, парта такая вся разрисованная, старая, ободранная стоит с табличкой: „Здесь сидел Леонид Морозов“!..»! Иногда представлялась предыстория: как будто он после какой-то очередной своей спорной фразы на уроке литературы не сдержался и добавил совсем уничтожающе-окончательный или совсем уж поражающе нелепый аргумент: «А вы вообще, вся ваша школьная лит-ра, по сравнению со мной есть только нечто временное, бренное-дрянное. Например, вот на этой парте…» Ведь мы живём в век, думает он (а может и говорит), когда оценки в категоричной форме – а тем более себя – даются только детьми, подростками да ещё учителями! И он говорит это учительнице не потому, что не уважает её, А. П., и её мнение, а наоборот, как нечто интимное, сказанное именно для неё одной. И это же как будто снится во сне… Только где это мог услышать Рыдван?!

Чернота и гладь болота Закипела Извергая свет и гадость Слыша зов, сова запела Предвкушая пира сладость А в лесу лежит луна Потонув в болоте Крови напилась она На своей работе…

Всё кроваво Лес горит, и кто-то стонет Ветер взвыл, огонь не спит Он зверьё из чащи гонит…

Возле огненной жары Электричества шары В темноте души поэтов На горе круги – пляски чёрных силуэтов!..

Тоже мне сломенно-золотой-бревёнчатый Есенин туев, тёмно-пещерно-кровавый Гумилёв с фамилией на «лёв» и с рифмой «зёв», мельхиоровый ты наш, фильдепёрстовый, Манденьштамп! Кто так литератора? Не поверите: тот же, кажется, Яха или Сибаба! И не по остроумию – просто читать плохо умеют. На каждом написано: «Коновод»!.. «Купание красного коня», рассказ Бианки «Сомята», Паустовского – «Ёж»!..

Пахнет плесенью и гарью мяса Плач ребёнка, волчий вой Расплодилась ночи раса И зовёт нас за собой…

Слышишь шёпот в тишине Сквозь биение часов? Это он зовёт: «Иди ко мне!» Запирайся на засов!

Спиртное, невыразимая тишина, стихи и одновременное погружение в мысли…

И не заметил!..

Знаю и помню, как она движется, двигается… не только как она смеётся, вздыхает, зевает, но и как дышит, чихает, сморкается… одёргивает блузку, подтягивает штаны… представляю, как она писает…

Каким-то другим зрением вижу, как она входит – именно она! – плавно, но и чуть шаркая, подходит, почти подкрадывается ко мне сзади и закрывает мне глаза ладонями: известный жест «Угадай кто!».

Гаснут костры, клубится туман Чёрным распятием угли…