Ей исполнилось сорок три, сыну семнадцать, а дочери пятнадцать. Все! Все рухнуло в один момент… Я не хотел жить… Зачем?.. К чему все эти миллионы? Для кого?.. Мне?! Кому я их оставлю? Я все потерял! В один момент потерял! К черту все! Я хотел застрелиться… – я тяжело дышал и молчал, опустив голову на грудь, слез не было, уже давно не было.
– Я решил жить, чтобы отомстить, да и умирать я не имел права…
– А давно это случилось?
– Десять лет назад. С тех пор я один, – глубоко вздохнул и закурил любимую сигару.
– Выходит, что они чуть моложе нас?
– Да Серж, вот они, – я протянул бумажник с фотографией семьи. Они долго рассматривали снимок, о чем-то в полголоса переговаривались по-русски. Я не вникал в смысл спора, жил минутами расставания со своими: поцелуи… улыбки… взмахи рукой на трапе самолета. Все в прошлом. Потом Стаси выпрямилась и стала с еще большим жаром что-то доказывать своему другу.
– Сер Роберт, скажите ему хоть Вы, что он не прав!
– А Вы думаете, что мне понятен происходящий спор? – я прищурился от попавшего в глаза табачного дыма.
– Да, вот же смотрите сами. Я говорю, что Серега похож на вашего сына, как две капли воды?
Взял возвращенный бумажник, и автоматически стал сравнивать два лица. Верил и не верил своим глазам, мне приходилось признавать, что молодой глаз Стаси уловил определенное сходство с поправкой на возраст.
Или от напряжения, или от вновь нахлынувшей боли, слезы потекли по щекам помимо моей воли.
– Роберт! Что Вы? Не плачьте! Я не хотела причинить Вам боль! Простите сердечно, очень Вас прошу! – Стаси стояла на коленях сбоку моего стула и своей нежной, молодой ладошкой гладила мою морщинистую руку. От этого неожиданного порыва девчонки, стало еще больнее. Нет сил больше сдерживаться, рыдания непроизвольно вырвались из груди, обхватил руками голову этого юного создания и дал волю накипевшим чувствам. В голове опять побежали картинки прошлого: жена, дети…
Видимо, я сам не заметил как уснул. Сон, вероятно, был очень крепким, потому что когда открыл глаза, то лежал в плетеном гамаке. Солнце садилось. Ребят нигде не было видно. Тихонько поднялся. Вышел на берег – пусто. Походил немного чтобы размяться. Блудить по острову на закате дело опасное – можно заблудиться. Вернулся к столу, очистил банан. Интересно, где они есть? Хотелось бы знать, поняли ли они чью жизнь спасли? Ведь для русских я эксплуататор, капиталист, можно сказать – враг, для простого обывателя. Что они сейчас из себя представляют, железные люди? Чего от них ждать? Может весь этот теплый прием только уловка, чтобы ослабить мою бдительность? А я еще разнюнился, как баба. Самое противное, что для подозрений есть почва – кинжал, который неизвестно куда испарился. Они упорно о нем молчат. Почему? Боятся, что отниму, смешно: возраст не тот. Дома другое дело, там есть кому этим заниматься. Другой вопрос буду ли я тратить на это время? Факт остается фактом – меня не ждали – иначе подготовились бы. Что теперь об этом? Лучше обдумать варианты на будущее. Если они жертвы, как и я, то, что им надо – вернуться? Если нет, то это, скорее всего выкуп, который отпадает, потому что связи нет, если только они не воспользуются яхтой, оставив меня здесь, как заложника. Веселенькая перспективка! Убивать меня, им смысла нет. Не думаю, что они людьми питаются. Как не крути, а ничего особо плохого не выходит. Но к чему эти прятки с кинжалом? Есть только один логичный вариант – они боятся меня. Ход мыслей прервал шорох.
– Мы Вас не испугали?
– Нет, Серж, все в порядке.
– Как у Вас дела?
– О, кей!
– Это самое главное. Вы любите ночную рыбную ловлю?
– Я даже не знаю, – простодушно признался я.
– Дело в том, что у нас здесь каждая минута расписана, а Ваше появление выбило нас из колеи. Поймите правильно – по-другому не выжить, к тому же у меня есть к Вам деловой разговор. Согласны?
– Нет проблем.
– Мы отчалили на пироге, на носу ее горел смоляной факел. На дно Серж положил острогу, которую в темноте я толком не рассмотрел.
Несколько минут мы плыли, молча, потом он опустил весло и какое-то время смотрел на огонь в тягостном раздумье.
– Я специально увез Вас, чтобы поговорить наедине. Настя очень болезненно переживает Ваше появление. Как мы уже говорили, наше пребывание на острове длилось не один год. С одной стороны, мы привыкли к жизни дикарями, многие наши понятия и принципы очень сильно изменились, хотя бы ходить одетыми. Но не это главное, суть в том, что здесь жизнь гораздо чище во всех отношениях: моральном, физическом. Настя несколько раз поднимала вопрос о возвращении, но у нее больше аргументов за то, чтобы остаться здесь.
Вдруг появляетесь Вы… Все вновь, но уже реально, а не в мечтах, и с еще большей силой. Тяжело представить, сколько стоило мне труда убедить ее в том, что Вы один отсюда не выберетесь. Поэтому мы здесь одни.