Русская Америка: открыть и продать!

Жесткая и жестокая дисциплина (вспомним вторую часть знаменитого дебюта Шерлока Холмса «Этюд в багровых тонах» под названием «Страна святых»), предприимчивость и трудолюбие обеспечивали мормонам успех, и их поселение Солт-Лейк-Сити в федеральной территории Юта процветало. Однако конфликты с федеральными властями были настолько сильны и постоянны, что позднее — в 1890 году, в конгрессе шли дебаты о лишении мормонов американского гражданства. Формально законом наказывалось и многоженство (5 лет тюрьмы за каждую лишнюю жену), но мормоны были сильны и почти неуправляемы извне (внутреннее самоуправление у них было почти деспотическим).

То есть мормоны оказывались «enfant terrible» («ужасным дитя») американской демократии. И вот теперь Стекль пугал ими царя и сообщал, что даже консультировался с президентом США Бьюкененом, и тот, якобы, улыбаясь, ответил:

— То, как урегулировать этот вопрос, ваша забота; что касается нас, то мы были бы очень счастливы от них избавиться.

Намек был прозрачным — вот, мол, что вам угрожает, и чтобы на вас не свалилась наша головная боль, мы готовы избавить вас от нее, освободив от тех земель, на которые-де претендуют мормоны.

При этом здравая мысль о том, что федеральные власти США в случае приобретения ими русских владений с переселившимися туда мормонами вновь получат старую головную боль, никому на ум не приходила.

Более того, при всей нелепости распускаемых кем-то слухов, при всем внешнем идиотизме угрозы (делать больше мормонам было нечего — им и в Юте было неплохо) она сработала... Царь «глубокомысленно» пометил на «мормонской» депеше Стекля: «Это подтверждает мысль о необходимости решить вопрос о наших американских владениях».

А тут и второе письмо Константина подоспело, а 7 (19) февраля 1860 года в МИД поступила чуть ли не анонимная, но пространная записка все о том же — о необходимости продажи...

Историки все спорят — то ли «малозаметная и трудно читаемая» подпись расшифровывается как «Попов» (контр-адмирал), то ли как «Шестаков» (по количеству букв он подходит больше)...

Я их могу успокоить — написал ее, конечно же, ярый сторонник продажи, капитан 1 ранга (позднее — адмирал) Иван Шестаков — друг Константина и его адъютант, личность ума подвижного, но авантюрного и ограниченного, а в отношении нравственных, качеств — сомнительная.

Человек он был писучий, написал воспоминания «Полвека обыкновенной жизни», участвовал в написании «Лоции Черного моря», а в описываемые времена тиснул несколько статей в «Морском сборнике» под псевдонимом «Excelsior» (что переводится и как девиз «Все выше и выше», и как эпитет «высший»).

Иностранный псевдоним был взят не с потолка — статьи были об Америке, куда Шестакова командировали в 1856 году наблюдать за постройкой фрегата «Генерал-адмирал».

И вот этот «Excelsior», не ступая на землю Русской Америки, зато приобщившись к штатовским «свободам», ничтоже сумняшеся заявлял, что «компания (РАК. — С.К.), не принося ровно никакой пользы отечественной промышленности, действует еще во вред туземному населению»...

Профессиональный морской офицер, он даже мельком не оценивал все возрастающее военно-стратегическое значение Русской Америки, зато следующие его слова выдавали как его влияние на взгляды Константина, так и согласованность действий Шестакова и действий Стекля (не ими, надо полагать, обусловленную). В унисон со Стеклем Шестаков утверждал: «Время для подобных коммерческих компаний с особенной правительственной властью давно миновало».

А уж то, с каким пафосом, более подходящим какому-нибудь Адамсу или Сьюарду, русский (увы, русский) моряк писал о геополитических претензиях янки, заставляет вспомнить о пафосе записки Федора Палена и заподозрить, что Иван наш прошел схожую обработку. Только не в Париже, а в Вашингтоне.

Ну, в самом-то деле, может ли нормальный русский человек выражаться и мыслить следующим образом: