Во время нашего с отцом пребывания в Старом Карантине нашей любимой прогулкой был поход пешком в Керчь. Керчь, или, как она в прошлом называлась, Понтикапея, была когда-то столицей Боспорского царства и имеет свою длинную и интересную историю. Отец любил историю и интересовался стариной, старался и мне привить эту любовь. Мы обошли музеи и все достопримечательные места этого удивительного города. Часто ходили на гору царя Митридата, на которую с базарной площади ведет широкая каменная лестница. Оттуда открывался чудный вид на Керченский пролив, во времена Древней Греции – Босфор Кемерийский.
Здесь на большом камне, названном «Креслом Митридата», любил (по преданию) сиживать этот властитель древности, некогда владыка почти всей Малой Азии. Изгнанный оттуда знаменитым римским полководцем Помпеем, он бежал сюда, чтобы здесь, на севере своего обширного царства, собрать силы для новой борьбы против ненавистного Рима. Но планам царя Митридата не суждено было осуществиться, и, как история говорит, этот когда-то могущественный правитель в 63-м году до нашей эры покончил здесь жизнь самоубийством. Фигура несчастного полумифического Митридата вызывает во мне интерес и чувство симпатии к себе. Может быть, потому, что в его судьбе есть какая-то, пусть отдаленная, аналогия с нашей судьбой. Мы – русские антикоммунисты – тоже, «только» на два тысячелетия позднее, пытались здесь, в Крыму, найти убежище; тоже строили планы и собирались с силами для новой борьбы; и нашим мечтам тоже не суждено было сбыться, и мы тоже потерпели поражение.
Жизнь Керчи, как и всех других городов Крыма, летом 1920 года была, как никогда, оживленной, – еще ни в один сезон не съезжалось сюда столько «гостей». (По советским данным, не считая армии, в это время в Крыму находилось около 500 000 беженцев, бежавших сюда от большевиков.) Улицы города были полны публикой, правда не курортной – прогуливающейся, а серенькой, озабоченной, куда-то спешащей. В главном это были семьи тех, кто был в Добровольческой армии, – без средств и без постоянной крыши над головой; ютились в казармах, в товарных вагонах на станции. Настоящих «буржуев» среди них было мало; те из них, кто попадал сюда с деньгами, обыкновенно здесь не задерживались, а уезжали за границу, чтобы там спокойно выжидать, чем дело кончится.
Вначале было очень туго с питанием, но после выхода армии в Северную Таврию стало легче. Да и люди начали как-то постепенно устраиваться и приспосабливаться. Много было открыто новых столовых, «чашек чая», мастерских. Устраивались концерты и спектакли. Ведь нужно было чем-то зарабатывать деньги. В кино давались картины с Верой Холодной, Полонским, Руничем. Большой популярностью пользовалась хорошая украинская труппа. Тем летом вся Керчь распевала:
Часто раздавалась лихая солдатская песня, отдававшаяся эхом по улицам города, – это юнкера расквартированного в Керчи Корниловского училища, сопровождаемые толпой мальчишек, шли на учение.
Спокойное течение жизни лишь иногда нарушалось налетами советских самолетов, или, как тогда говорили, аэропланов: Тамань, занятая большевиками, была через пролив. Иногда, как предупреждение о приближающемся неприятельском самолете, раздавались выстрелы с «Ростислава» – броненосца, стоящего на якорях при входе в Керченский пролив. Передвигаться он не мог, так как на нем англичанами были взорваны котлы. Он служил как бы плавучей крепостью, защищающей от большевиков проход из Азовского в Черное море.
Прилетал обычно один самолет и бросал две или три бомбы. Зенитной артиллерии не было, и поднималась бестолковая стрельба из пулеметов и винтовок. Бомбы бросались не только на военные объекты, как, например, Керченскую крепость, находящуюся при входе в гавань, а и на центр города. Разрушений и жертв от этих бомб, которые по сравнению с теперешними были просто игрушечными, почти не было; только поднималась паника, особенно среди торговок на базаре, которые, бросая свои лотки на произвол судьбы, разбегались в разные стороны. Иногда эти самолеты разбрасывали листовки. Как-то раз разбрасывались листовки, подписанные генералом Брусиловым, бывшим Главнокомандующим русской армией, пошедшим на службу к большевикам.