Русская армия и флот в XVIII веке

Одной из форм социального протеста была подача так называемой жалобы — «слово и дело». Солдаты надеялись, что таким путем им удастся освободиться от пожизненной службы. Подавшего «слово и дело» обычно направляли в тайную канцелярию и там подвергали допросу с пристрастием. Своими жалобами солдаты пытались добиться справедливости в отношениях с офицерами. Например, солдат Ингерманландского полка Марков в своей жалобе писал, что полковник Путинов и майор Муравьев «держат у себя в доме солдат и других чинов для домовой своей работы». У командира полка были найдены солдатские челобитные о том, что он превращает солдат в своих крепостных. За «ложную» жалобу Марков был бит кнутом. Считая приговор несправедливым, он заявил, что в этом виновата Военная коллегия, За это Маркову вырезали ноздри и сослали на каторгу[513].

Солдат Сибирского пехотного батальона С. Быков за показание «слова и дела» получил наказание: «Бить кнутом и вырезав ноздри пред полком послать на сибирские казенные заводы в работу вечно»[514].

Солдат Углицкого пехотного полка П. Волочин за «сказывание государева слова и дела» был также бит кнутом и сослан в Сибирь, а слушавшие его солдаты Т. Нежданов, И. Прытков, С. Семенов и др. получили по 12 тыс. шпицрутенов[515].

Так поступали со всеми, кто выражал недовольство своими офицерами.

Нередко солдаты, потеряв веру в справедливость, старались найти другие формы протеста: одни из них начинали говорить «предерзости», поносить царицу, а другие, убегая из полка, объявляли себя самозванцами. Солдат Семиков убежал в город Почеп и заявил, что он царевич Алексей[516]. А солдат Стародубцев собрал вокруг себя много сочувствующих и пытался поднять восстание[517].

Массовые побеги, жалобы, самозванство, скрытые и открытые протесты обеспокоили правительство.

Сенат, заслушав доклад Военной коллегии, принял решение дать указ об обязательной присяге «на верность службе» и усилить наблюдение за солдатами со стороны командиров особенно в ночное время. Некоторые меры были приняты и в отношении гвардии[518], для нее был дан специальный указ «содержать себя как регулы о дворянской породе требуют и командирам бы своим были послушны и чин чина почитать…»[519]

Надо сказать, что принятые меры помогли навести в столичном гарнизоне надлежащий порядок. Но как можно было упорядочить дело в полевых полках, если офицеры и генералы сами нарушали закон, да и условия расквартирования войск способствовали этому. Полки так располагались на квартирах, что солдаты находились под присмотром только ближайшего командира, который и распоряжался ими по своему усмотрению. Войсковые части занимали большую территорию, солдаты жили в деревнях и небольших местечках. Так, например, Углицкий пехотный полк, расквартированный в районе Нарвы, имел 2026 человек рядовых и офицеров и занимал в Нарве и ее уезде 1078 дворов. Каждая рота занимала 75–85 домов. При таком расположении роты были удалены от полкового штаба от 10 до 80 верст, а взводы — до 20 верст[520].

Дивизия Фермора располагалась на квартирах в Ладожском, Шлиссельбургском и Новгородском уездах. Полки занимали более 10 тыс. дворов[521]. Такое размещение затрудняло контроль за солдатами и являлось причиной того, что в зимнее время учения фактически прекращались и навыки, приобретенные в летний период, быстро забывались. Правительство долго не могло разрешить вопрос об устройстве постоянных казарм, что позволило бы значительно улучшить боевую подготовку рядового и офицерского состава.

Наряду с мерами контроля и дисциплинарных взысканий в войсках и на флоте проводились и другие формы воспитательной работы.

Вся система боевой подготовки была направлена на выработку у солдат необходимых для боя качеств: твердости, храбрости и мужества. И в этом отношении немалую роль играли повседневные занятия, в процессе которых солдат и матрос убеждался в силе своего оружия и в целесообразности регулярных строев, а также те беседы, которые проводились в войсках во время воскресных богослужений. Солдат и матрос воспитывались в духе преданности царю, церкви и родине.

При всех недостатках русские вооруженные силы выгодно отличались от европейских армий как своим составом, так и боевой выучкой.

Военная система русской армии, сложившаяся в первой четверти XVIII века, продолжала укрепляться и развиваться. Никакие попытки Миниха, Бирона и других иноземцев не могли остановить развитие военного дела или свернуть его с правильного пути. Военная идеология дворянства находит свое выражение в передовой русской тактической мысли.