После войны жизнь вообще изменилась. Леонид Красин с гордостью писал жене: «Москва внешне упорядочилась. В некоторые часы уличное движение настолько интенсивно, что почти нельзя в автомобиле по улицам проехать».
Создается такое ощущение, что Троцкому стало скучно. Напряжение борьбы спало, и его охватила какая-то апатия. Обычная повседневная работа или аппаратное интриганство — это было не для него. Пошли разговоры о том, что он болен.
Летом 1921 года Горький озабоченно сказал писателю Константину Федину:
— Троцкий жестоко болен. Он на границе смерти. У него сердце.
Лев Давидович не знал, чем заняться. Пристрастился к охоте, положив начало этому повальному увлечению советских руководителей. 10 октября 1921 года появился приказ Реввоенсовета о создании Центральной комиссии охоты и рыболовства при Штабе РККА, а в округах — окружных комиссий для руководства охотничьим спортом и рыболовством в войсках. Председателем центральной комиссии стал бывший генерал-майор Александр Александрович Самойло, который преподавал в Военной академии РККА.
В 1921 году при PBС Республики была образована Центральная комиссия помощи голодающим. В первую очередь этим занимался Московский военный округ во главе с Николаем Мураловым. Красноармейцы отчисляли деньги из своей зарплаты, отдавали продукты. Особенно заботились о детях в голодающих районах, брали на себя обеспечение детских домов-приютов.
Ленин тоже искал Троцкому занятие. 16 июля 1921-го Ленин предложил назначить его наркомом продовольствия Украины, где был голод. Троцкий не захотел. Ленин велел отменить постановление политбюро. В конце июля решили другое:
«Т. Троцкий вправе взять (в расстоянии не слишком далеком от Москвы, чтобы не отрываться от работы в центре) один или несколько находящихся в владении Военного ведомства совхозов; к этим совхозам в виде опыта применяется закон о расширении финансовой и материальной самостоятельности крупных предприятий; эти совхозы берут в аренду окрестные промышленные предприятия в целях соединения земледелия с промышленностью и создания хозяйственного целого с особой задачей проверки снизу правильности и целесообразности наших декретов, анализа условий найма и применения невоенной рабочей силы…»
Ленин предлагал Льву Давидовичу пост своего заместителя в правительстве. Троцкий вновь отказался. Ему не хотелось быть заместителем. На посту председателя Реввоенсовета он привык к полной самостоятельности. Но война окончилась, и другой такой должности не было.
В конце января 1922 года Троцкий написал заявление в политбюро:
«Я не хотел просить отпуска до февраля — марта, хотя за последние полтора-два месяца бессонница и невралгия головы сильно меня парализует.
Отчасти я предполагал провести месяц на положении полуотдыха. Но сейчас я вынужден просить о немедленном отпуске. Производительность моей работы минимальна, как по причине нездоровья, так и по причине «клочкообразного» характера самой работы: множество разрозненных поручений, отнимающих время главным образом на переход от одного к другому, причем по глубочайшему моему внутреннему убеждению почти каждое из этих поручений Политбюро или Оргбюро могло бы быть выполнено легче и лучше тем, кому этим ведать надлежит.
Помимо физического расходования времени я психически не выношу этого режима, как не выношу окурков на лестнице.
Из-за этого непрерывного и, по-моему, бессмысленного расхищения моего рабочего времени я нахожусь в состоянии постоянной неуверенности и тревоги, что совершенно парализует мою работоспособность.
Прошу Политбюро дать мне месячный отпуск».
Отпуск ему дали, но с условием, что он сохранит контроль за военными делами и Гохраном, а заодно напишет брошюру «Между империализмом и революцией. Основные вопросы революции на частном примере Грузии».
Освободившись от военных забот, Троцкий занялся внутриполитическими делами. Он сразу обратил внимание на то, что всевластие партийного аппарата приобретает опасный характер.
10 марта 1922 года Троцкий написал всем членам политбюро: «Без освобождения партии, как партии, от функции непосредственного управления и заведования нельзя очистить партию от бюрократизма, а хозяйство от распущенности. Это основной вопрос. Такая «политика», когда на заседаниях губкома мимоходом решаются вопросы о посевной кампании губернии, о сдаче или несдаче в аренду завода, является пагубной…
Партия твердо устанавливает, что можно и чего нельзя. Но партия не руководит коммерческими операциями, ибо не способна на это. Партия не воспитывает для хозяйственной деятельности, и в частности для коммерческой, ибо не способна для этого. Партия имеет в своих руках власть, но она управляет только через правильно действующий государственный аппарат…»
Но обращение Троцкого вызвало с трудом скрываемую иронию. Он наивно взывал к людям, которые как раз делали ставку на диктатуру партии и опирались на бюрократический аппарат.
На октябрьском (1927 года) пленуме Сталин пренебрежительно говорил: