Русская армия между Троцким и Сталиным

Пока Троцкий был занят сжигавшим его делом, пока он готовил вооруженное восстание в Петрограде или сдерживал напор Белой армии, он был целиком поглощен этим. Ни о каких неврозах не могло быть и речи. А когда война закончилась, в его жизни образовалась пустота. И он стал болеть…

Это предположение подкрепляется словами Георгия Валентиновича Плеханова, писавшего о Троцком: «Он обладает взрывным характером и при успехе может сделать очень многое в короткое время, но при неудаче легко впадает в апатию и даже растерянность».

Врачам, которые его лечили, считает Виктор Тополянский, это и не приходило в голову. Они боялись пропустить какую-то ужасную, неизвестную им инфекцию и тем самым усиливали в Троцком болезненные ощущения.

Но возможно, врачи, лечившие Троцкого, не так уж плохо понимали особенности его психического склада. Об этом свидетельствует документ, недавно извлеченный из секретного архива. Еще в мае 1921 года нарком здравоохранения Николай Семашко писал Ленину:

«Здоровье т. Троцкого опять ухудшилось. Я назначил консилиум из указанных здесь докторов и профессоров.

Как видно, две причины обострения болезни: 1) переутомление и 2) несоблюдение диеты вследствие отсутствия продуктов. Между тем ему необходима строгая продовольственная диета (куры, сливочное масло, белая мука).

Я очень прошу строжайше выдавать т. Троцкому продукты, как это предписано врачами, и в точности выполнять постановление ЦК по этому поводу».

Еще 23 апреля политбюро постановило: «Предписать т. Троцкому выехать для лечения на дачу, сообразуясь при выборе места и срока с предписанием врачей. Наблюдение за выполнением т. Троцким постановления возложить на т. Дзержинского».

Консилиум, состоявший из самых известных врачей того времени — Д.Д. Плетнева, Ф.А. Гетье и Л.С. Минора, пришел к такому выводу:

«У Л.Д. Троцкого хронический колит. Возможно, здесь есть неправильность морфологии толстых кишок. Необходим рентгеновский снимок для решения вопроса.

Обмороки — сосудисто-спастические рефлекторно со стороны кишок, быть может и самостоятельно, т. е. спазм сосудов психического происхождения (переутомление). Необходима поездка во вторую половину лета на Кавказ (Кисловодск — Ессентуки)».

Особенности психики не мешали Троцкому сохранять хладнокровие в самые опасные минуты. Он никогда не терял присутствия духа, даже когда его сажали в тюрьму или когда в него стреляли.

Троцкий проиграл Сталину не потому, что ему мешала слабая психика, а потому, что он фактически и пальцем не пошевелил для того, чтобы сохранить свое место в партийном руководстве.

Троцкий был необыкновенно яркой фигурой. Но ему не хватало того, что в избытке было у Ленина, а потом и у Сталина, — жажды власти. Он не был фанатиком власти. Он наивно полагал, что ему достаточно и того, что у него уже есть. Он не понимал, что борьбу за власть ведут до последнего смертного часа, а не только в годы революции и войны.

«О Троцком принято говорить, что он честолюбив, — писал Луначарский. — Это, конечно, совершенный вздор. Я помню одну очень значительную фразу, сказанную Троцким по поводу принятия Черновым министерского портфеля:

— Какое низменное честолюбие — за портфель, принятый в неудачное время, покинуть свою историческую позицию.

Мне кажется, в этом весь Троцкий. В нем нет ни капли тщеславия, он совершенно не дорожит никакими титулами и никакой внешней властностью; ему бесконечно дорога, и в этом он честолюбив, его историческая роль».

И Луначарский вновь возвращается к этой мысли:

«Троцкий чрезвычайно дорожит своей исторической ролью и готов был бы, вероятно, принести какие угодно личные жертвы, конечно не исключая вовсе и самой тяжелой из них — жертвы своей жизнью, для того чтобы остаться в памяти человечества в ореоле трагического революционного вождя».

Так и вышло. Ради сохранения своего положения и власти Троцкий не пожелал пожертвовать своими убеждениями.

У него была масса достоинств — искрометный блеск ума, неисчерпаемый запас энергии, страстное красноречие и мужество, храбрость, решительность и способность брать на себя ответственность. Но это лишь часть портрета — Троцкий был еще самоуверенным и безапелляционным, колючим, нетерпимым и властным. Он демонстрировал свое превосходство окружающим и не мог рассчитывать на любовь партийного аппарата, ненавидевшего людей ярких.

Сталин, который не был в эмиграции, в отличие от Ленина, Троцкого, Зиновьева и других, оказался своим для партийной массы, которая поспешила присоединиться к правящей партии, не зная ни ее истории, ни существа споров внутри руководства. Старые большевики почувствовали себя неуютно в собственно партии. Причем это началось при жизни Ленина.

Сохранилось любопытнейшее письмо Владимира Ильича, адресованное Григорию Львовичу Шкловскому, члену партии с 1898 года. Они вместе были в эмиграции, сблизились, Ленин Григорию Львовичу доверял.

После революции его отправили работать в Германию. Именно Шкловскому в июне 1921 года Ленин жаловался на то, что новое поколение не очень к нему прислушивается: