Русская армия между Троцким и Сталиным

В перестроечные годы был опубликован интереснейший дневник бывшего партийного работника профессора Александра Григорьевича Соловьева.

13 июня 1937 года он записал в дневнике:

«Прочитал в газете о смерти вчера сестры т. Ленина — Марии Ильиничны Ульяновой в возрасте пятидесяти девяти лет. С волнением ходил в Клуб управления делами СНК, где выставлен гроб для прощания.

У гроба, сгорбившись, сидела Крупская. Я высказал ей свое сочувствие и печаль. Она поблагодарила. Я поинтересовался, отчего она так рано умерла. Крупская тяжело вздохнула и сказала, что, мол, не могла пережить тяжелых условий, творящихся вокруг нас. Присмотритесь, говорит, повнимательнее, неужели вы не замечаете нашей совершенно ненормальной обстановки, отравляющей жизнь.

Я не стал расспрашивать, мало ли чего может наговорить человек, переживающий горе.

При выходе встретился с Крыленко очень болезненного вида. Я поинтересовался, чем он болен. Ответил: ужасной душевной болезнью. Спрашиваю, что за причина или какое несчастье? Говорит, очень большое. Невыносимо душат «ежовы рукавицы». Замечаю: прокурор, а говорит такое неладное. Усмехается — уже не прокурор, отстранили за либерализм и политическую слепоту, за чрезмерно критическое отношение к ведению судебных дел военной коллегией. Теперь такие ленинцы, как я, не ко двору, в моде Ежовы и Вышинские, выскочки с потерянной совестью. Я попытался возразить, но он хмуро прервал:

— Ты что, ослеп, что ли?

И продолжал:

— Общество старых большевиков ликвидировано, больше половины делегатов XVII партийного съезда арестовано, старые верные ленинцы устраняются с руководящих постов, а многие попадают в категорию врагов народа, ссылаются и расстреливаются. И это на двадцатом году Советской власти!

Не зная, что подумать, я возразил — не могут же советские органы злоупотреблять и беспричинно осуждать.

Но Крыленко возмущенно заговорил о «курином умишке и воробьиной близорукости» Ежова и его окружения, очень далеких от Дзержинского и Менжинского. Упиваясь властью, они легко поддаются дезинформации и провокациям вражеских контрразведок, стремящихся уничтожить наши кадры и ослабить успехи. Верят доносам, раздувают дела, создают новую почву для новых обвинений, дезинформируют и вводят в заблуждение руководство партии и правительства. Со временем партия разберется и осудит виновных. Но сейчас мы переживаем страшное время…

Я глубоко поражен таким страшным пессимизмом Крыленко. Но в рассуждения вступать не решаюсь. Как могу я, рядовой работник партии, далеко стоящий от руководящих сфер и источников информации, осуждать или оправдывать страшную обстановку. Разве Крупская или Крыленко не могут ошибаться или преувеличивать? Только вера в партию может быть неоспоримой. Ее руководству виднее».

4 января 1937 года был арестован заместитель Крыленко в наркомате Евгений Брониславович Пашуканис. Это был сигнал. На партактиве наркомата юстиции заместитель председателя коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР зловеще произнес:

— Многие надеялись, что борьбу против вредительства в юстиции возглавит товарищ Крыленко, но для этого ему самому необходимо разоблачить и поставить крест на ряде своих ошибок.

Нарком публично каялся. Но было уже поздно.

4-й (секретно-политический) отдел Главного управления государственной безопасности НКВД уже составил «справку на арест врага народа Крыленко». Его обвиняли в том, что он с 1930 года «являлся членом организации правых, создал в органах юстиции вредительскую организацию и ею руководит… Лично завербовал в нее свыше тридцати человек…».

В декабре 1937 года Крыленко уже не избрали депутатом Верховного Совета СССР. На первой сессии нового парламента он появился в качестве гостя.

17 января 1938 года на сессии выступил депутат Верховного Совета СССР Мир Джафар Багиров, первый секретарь ЦК компартии Азербайджана. Он вдруг обрушился с критикой на Крыленко:

— Если раньше товарищ Крыленко большую часть своего времени уделял туризму и альпинизму, то теперь отдает свое время шахматной игре. Нам нужно все же узнать, с кем мы имеем дело в лице товарища Крыленко — с альпинистом или наркомом юстиции? Не знаю, кем больше считает себя товарищ Крыленко, но наркомюст он, бесспорно, плохой. Я уверен, что товарищ Молотов учтет это при представлении нового состава Совнаркома.

Выступление Багирова вовсе не было его личной инициативой. Это Сталин любил играть в такие игры. Он мог бы просто избавиться от Крыленко, но предпочел все обставить должным образом. Раз нарком подвергся критике со стороны депутатов, его придется освободить от должности.

Вскоре Крыленко сдал дела новому наркомюсту — Николаю Михайловичу Рычкову, который много лет был членом военной коллегии Верховного суда, а последний год — прокурором РСФСР.

За неделю до ареста Николаю Крыленко совершенно по- дружески позвонил Сталин:

— Не горюй, мы тебе доверяем. Получишь новое назначение, а пока готовь кодекс. Не тяни, народ ждет.

Крыленко воспрял духом.