Русская Армия в изгнании. Том 13

Узнав о том, что генерал Миллер ищет более дешевое помещение для Управления РОВС, Третьяков предложил генералу Миллеру квартиру на 3-м этаже, расположенную над Управлением, за подходящую цену, предложение было принято, и в декабре 1934 года Управление РОВС (вместе с Управлением 1-го Отдела) перешло в новое, вышеуказанное помещение.

В 1936 году, когда генерал Миллер принял на себя и должность начальника 1-го Отдела, понадобилось сокращение бюджета, в том числе и платы за помещение Управления. И опять Третьяков предложил перевести Управление в квартиру, на той же площадке, но меньшую, за более скромную плату. В марте 1936 года состоялась эта перемена.

22 сентября 1937 года погиб[1] генерал Е.К. Миллер. Вскоре центр Управления РОВС перешел в Брюссель, где проживал генерал А.П. Архангельский, вступивший в должность начальника РОВС. Я был назначен начальником 1-го Отдела Союза, и мое Управление оставалось по-прежнему в Париже, 29 рю дю Колизэ, в том же помещении, то есть в меньшей квартире на 3-м этаже, снимаемой у Третьякова.

В этом помещении застала нас Вторая мировая война, начавшаяся 1 сентября 1939 года. Через некоторое время, в связи с увеличением работы и штаба Управления, явилась надобность иметь большее помещение, и опять, уже в третий раз, Третьяков предупредительно предлагает перевести Управление 1-го Отдела РОВС в предыдущую квартиру на том же 3-м этаже, но большего размера. При этом Третьяков обязался произвести некоторый ремонт и покраску. Я помню, как в это время Третьяков просил меня указать ему распределение канцелярии и, в частности, где будет мой кабинет. К 1 января 1940 года Управление перешло в отремонтированную большую квартиру.

Летом 1940 года немецкие войска заняли Париж. Мы оставались на своих местах, продолжая нашу работу по объединению и руководству Русскими Воинскими Организациями. Существование и деятельность 1-го Отдела РОВС протекали в довольно трудных условиях. Немецкие власти знали наше стремление и цель, а это не совпадало с их задачами, вследствие чего отношение к нам было, в общем, недоброжелательное.

4 июня 1942 года я получил официальное извещение из «Зихерхейтсполицей», коим я вызывался туда на 10 июня в 9 часов утра. По прибытии в указанное учреждение меня провели в комнату 345, и там ко мне обратились с вопросами: знаю ли я С.Н. Третьякова? Состоит ли он членом нашей организации? Бывает ли он в Управлении нашем? Каково к нему отношение и вообще мнение о нем? На все эти вопросы я дал ответы, сводящиеся к следующему: С.Н. Третьякова я знаю как общественного деятеля и как хозяина квартиры, которую мы у него нанимаем для Управления. Членом он у нас не состоит, как не воинский чин. В Управление иногда заходит, ибо живет в том же доме. Отношение к нему, как к лицу постороннему, нормальное и доброжелательное. Ничего предосудительного за ним не замечалось. О причинах этих справок о Третьякове мне ничего не сказали, и на этом разговор был окончен.

17 июня утром меня вызвал по телефону полковник Мацылев, начальник канцелярии 1-го Отдела РОВС, и доложил, что к нам в Управление прибыли немецкие офицеры и просят меня поскорее туда прибыть. Я вскоре прибыл. Входя в дом, я обратил внимание, что возле него стоял немецкий грузовик с несколькими солдатами. Войдя в Управление, я пригласил двух бывших там немецких офицеров к себе в кабинет. Старший из них сообщил мне, что у С.Н. Третьякова в этот день рано утром был произведен обыск и он арестован, так как у них есть определенные данные, что здесь, у меня в кабинете, имеется микрофон, связанный с приемным аппаратом, находящимся в соседней квартире Третьякова, благодаря чему Третьяков имел возможность все знать, что говорилось в моем кабинете. Все слышанное он передавал затем в советское посольство, на рю де Гренель.