Русская Австралия

Русские страницы этого дневника представляют собой отнюдь не традиционные путевые впечатления, а создают скорее ощущение фантасмагорического кафкианского сна, растянувшегося почти на два с половиной месяца. Россия предстала перед ним как мир противоречивый и алогичный. Все его попытки подойти к русской реальности с мерками западного человека — человека действия и разума — потерпели полный провал, будь то в захолустном Баку или в столичном Петербурге, перед лицом сельского станционного смотрителя или на приеме у генерал-губернатора. Там, где он ожидал найти помощь или хотя бы цивилизованное поведение, он их не находил, а там, где он на них не рассчитывал, неожиданно сталкивался с искренним дружелюбием и гостеприимством. Несколько раз в пути он задерживался властями. Например, в Коломне, где Макуори продержали шесть дней, он был арестован как шпион. Выбравшись наконец из Коломны и получив еще одно карантинное свидетельство от московского губернатора, Макуори вновь был задержан у самого въезда в Москву, в Люберцах, — на этот раз «невежественным станционным смотрителем», который решил снова отправить его документы в Москву на проверку. Но и после этого Макуори был задержан еще раз стражей у ворот Москвы. По иронии судьбы его спутники, которые покинули Астрахань позже, приехали в Москву раньше его, так как они миновали все опасные места ночью, когда стражники крепко спали. Таким образом, Макуори на собственном опыте убедился в правоте странной русской поговорки «Поспешай медленно». Символическим кажется, что, как пишут русские моряки, лишь одно трудное русское слово «подорожная» в памяти Макуори осталось «неизгладимым… потому что на всякой станции ее у него спрашивали». Будучи сдержанным и хладнокровным человеком, он тем не менее, описывая свой русский опыт, раз за разом повторяет: «жестокое», «совершенно несправедливое», «бесчестное заключение», «глубокое разочарование», «унизительная задержка», «чрезвычайно подавлен и ошеломлен» и, наконец, крик души: «мое терпение почти исчерпано», «я никогда не проводил время так неприятно», «мне осточертела русская полиция». После бескрайней, дикой и часто непостижимой России в Петербурге он внезапно вновь вернулся в знакомый европейский мир — международные интриги, вежливые манеры, блестящие приемы, и над всем этим — как фантастическая декорация — величественный Петербург с пышными царскими дворцами, с широкими элегантными мостами, красивыми садами и героическими статуями. «Самый великолепный и изысканный, самый блестящий и планомерно построенный город в мире», — отзывается он о Петербурге. Итак, вместо ожидаемой в прямой зависимости — радушный прием русских в Австралии в ответ на «приятное» путешествие по России — модель поведения Макуори оказывается гораздо сложнее. Возможно, что те русские, которых он так гостеприимно принимал в Австралии, были для него посланцами европейского лица России, повернутого к Западу, в то время как детали самого путешествия, столь живо описанные им в дневнике, — плохие дороги, задержки и аресты, грубость бюрократов и полиции, пьяные солдаты — подернулись романтической дымкой и почти изгладились из памяти. Слова Макуори о его посещении России: «везде был принят хорошо», сказанные им капитану корабля «Открытие» Васильеву в 1820 г., несомненно относятся к этому европейскому образу России. Впрочем, иностранцы всегда отличались способностью сохранять в памяти только приятные воспоминания о нашей стране.

Корвет «Рында» в Сиднейской бухте. 1888 г.

Столь же примечателен и другой визит русской шхуны, спустя почти 70 лет. В четверг, 19 января 1888 г., невыносимая жара, стоявшая уже несколько дней, наконец спала. Небо затянули тучи, и подул прохладный южный ветерок. Смеркалось, мягкая дымка окутала горную цепь, у подножия которой раскинулся Ньюкастл, и в городе засветились первые огни. Пассажиры экскурсионного пароходика, возвращавшегося в город из местечка Томаго после пикника, неожиданно увидели силуэт огромного военного корабля, стоявшего на рейде. На флагштоке укрепления развевался британский военный флаг, и дирижер оркестра, находившегося на борту пароходика, решил, что Ньюкастл удостоился чести посещения британского военного корабля. Он заиграл гимн «Правь, Британия», за которым последовало «Боже, храни Королеву». Пароходик все ближе подходил к кораблю, и в этот момент флаг на корабле расправился под порывом ветра, и, к своему удивлению, музыканты увидели голубой крест на белом фоне — русский военно-морской флаг. После минутного замешательства дирижер не нашел ничего лучшего, как заиграть шотландскую мелодию «Забудем нашу встречу».