Русская деревня. Быт и нравы

Таким образом, самосуд существовал как своеобразная форма крестьянского права и дожил в России до 30-х годов. Но в 30-е годы власти жестко зажали любые проявления крестьянской самостоятельности. Анастасия Яковлевна Двинских (1919): «А насчет самосуда. Этого у нас в деревне и, насколько я знаю, в соседних деревнях не было. На это были власти. В тюрьме никому не хотелось сидеть. Насчет этого было все тихо, все исполняли то, что им нужно было сполнять, и никакого самосуда не было».

Впрочем, до самой войны (1941 год) остались в обычае массовые драки. Чаще всего жители разных деревень дрались из-за сенокосов, межей на полях, порубки леса, или же молодежь делила сферы влияния. «Между деревнями, конечно, чего говорить, драки бывали частенько и бывали такие, что волосы на голове встают. Бывали, конечно, жестокие драки. Мужики здоровые раньше были. Дело доходило, что даже палками дрались. Бывало и то, что кого-то забивали до полусмерти, даже было, что умирали люди. Дралась, конечно, в основном молодежь. Вот соберется где-нибудь молодежь, так это, группами, и я не знаю, может, что-нибудь не поделит — вот и схватятся. Особенно у нас большие драки были. Молодежь собиралась каждую субботу на танцы. И вот там были с нашего краю молодежь, и была у нас еще недалеко Северодвинская область. Жили там северодвинцы, мы их так называли. И вот на эти танцы наши придут да с той стороны. Выпьют, напьются вина, и не знаю, что там они не поделят, и возникает у них конфликт, и начинается драка. Да такие драки бывали, что человек по сто. Тут уж не до шуток. И ничем не остановить их. Дерутся и дерутся, пока друг друга как следует не поколотят. Ну мы, девчонки, сразу, конечно, в сторону, да еще домой-то боимся идти, мало ли, где-нибудь пришлепнут. Ну девчонки— девчонки и есть. И главное, подерутся, синяков да шишек наполучают, а на следующий день опять собираются. Вот такие вот были дела» (А. Я. Двинских, 1919).

Выяснение отношений с помощью кулака было делом естественным, а не противоправным, как сейчас. Тогда это было нормой в рамках крестьянского права. Зачастую небольшая драка перерастала в огромный кулачный бой. Правила соблюдались слабо (лежачего не бить, ничего в руки не брать). Народу быстро сбегалось много — посмотреть, поучаствовать. Драка разгоралась, как пожар. Эмоции были неуправляемы. И все-таки без такой разрядки, видимо, люди не могли жить. Евдокия Ильинична Б-а (1911) рассказывает: «Мужики между собой дрались часто, если кто раздерется, вся деревня сбежится. Бывало, и до смерти забивали. Дрались еще деревня на деревню, но это уже страшнее было. Иногда мужики из одной деревни полностью другую сожгут. Тут уж бабьих слез не хватает. Кроме мужиков и молодежь сильно дралась. Какой праздник — так раздерутся, все заборы сломают».

Эмоциональное восприятие вело к большой вспыльчивости, более частым конфликтам, которые не оставляли следа после разрядки. На все это (ссору, драку) смотрели иначе, чем сейчас: «Всяко бывало, иногда из-за всяких мелочей дрались. Я, например, пахал с 12 лет. Подошел однажды ко мне на пашне мужик и говорит, неправильно, мол, пашешь. Ну я говорю — два года пашу — и послал его… а он мне как по роже даст. Я побег к батьке, рассказал ему про обидку. Так он мне еще привесил» (А. П. Жуков, 1918).

Неизбежные споры с соседними деревнями из-за земель порой заканчивались массовыми драками, в которых бывали убитые и раненые. Такая вражда между соседними деревнями помнилась долго. Александр Степанович Юферев (1917) вспоминает: «Конечно, враждовали с другими деревнями. Частенько бывали случаи больших драк, особенно часто мы дрались с зареченцами, так как за рекой другой район. А наша деревня стоит на берегу реки. Вот мы и враждовали. Да еще были ссоры с орловцами. Они посеют на луга, а мы пожнем, так как луга каждая деревня считала своими. Ну а потом наши мужики с топорами и вилами прогнали орловцев, и те уже не появлялись. Правда, хотели сначала ограбить мельницу. Набрали муки и понесли — двое их было. А наших два мужика заметили это. И потом убили насмерть одного из них, другой очухался».

Я оставляю без внимания кулачные бои в праздники, стенка на стенку, которые совершались из спортивного азарта.

Как ни странно, все-таки крестьянское право не было правом сильного. Побеждал чаще всего тот, кто считал себя правым перед Богом и людьми, за кем была традиция и решимость идти до конца в сознании своей правоты. Последнее вовсе не надо путать с забубенностью какого-нибудь отчаянного и пропащего сорви-головушки. Последние не были и не могли быть полноправными членами крестьянского сообщества («обчества»), сельского мира, к ним применялись совершенно другие мерки и нормы взаимоотношений.

Круг забот