И, перекусив, чем послал Госплан и ближайший гастроном, москвичи спешили отдыхать — пожилые усаживались к телевизорам смотреть сериалы «Семнадцать мгновений весны», «Место встречи изменить нельзя», «Следствие ведут «знатоки» и «Клуб кинопутешествий», рабочая молодежь отправлялась на танцплощадки своих заводских клубов, а студенты и полусветская публика — на улицу Горького и в новоарбатские кафе и пивные бары. Тысячи командированных, прибывших в столицу со всех концов империи, рассаживались со своими случайными московскими подружками в дешевых ресторанах, цирке и в эстрадных залах, а элитная публика — высшее чиновничество,
Жизнь кипела и бурлила вопреки пуританскому «Моральному кодексу строителя коммунизма», круглосуточному дозору милиции, прослушиванию телефонных разговоров и перлюстрации писем Пятым управлением КГБ, цензуре печати, происков сионистов и мирового империализма и предательскому сговору Анвара ал-Садата, Менахема Бегина и Джимми Картера за спиной арабских народов. На улице Горького, на Новом и Старом Арбате, в аллеях парков культуры и отдыха и даже на заснеженных скамейках в сквере у Большого театра молодежь флиртовала, распивала спиртные напитки, задиралась «на почве ревности» и целовалась до головокружения. В ГУМе и в Петровском пассаже опытные московские ловеласы кадрили пышногрудых провинциальных комсомолок, прикативших в Москву на праздничные конференции и проводивших свободное время в очередях за диковинными в их глубинке безразмерными венгерскими колготками. Возле станций метро продавались крымские розы и кавказские гвоздики. В парикмахерских женщины делали завивки и маникюр. Стремительные московские такси, вздымая снежную поземку, табунами катили по лучам московских проспектов, доставляя москвичей к театральным подъездам. Возле концертных залов меломаны в заснеженных шапках громко испрашивали «лишний билетик». А знаменитые артисты в шуме аплодисментов выходили на сцены переполненных залов, и публика жадно ловила каждое их слово, отыскивая в их монологах смело зашифрованную критику режима.
И единственное, чего действительно не хватало тогда тысячам москвичей для ощущения своего полного превосходства над миром, это так называемой «хаты» — своей персональной если не квартиры, то хотя бы комнаты, где можно принять подругу, выпить с друзьями или писать докторскую диссертацию.
Через какие-нибудь пятнадцать лет москвичи в темной, «демократической», насквозь криминальной и полуголодной Москве, больше похожей на Бейрут 1978 года, будут с изумлением и тоской вспоминать это время и ностальгически вздыхать по своему былому византийскому величию и порядку.
О, конечно, и в том имперском блеске взыскательный взгляд мог обнаружить объекты для критики или насмешки. Например, повсеместные кумачовые транспаранты и неоновые призывы: «Верной дорогой идете, товарищи!», «Коммунизм — наша цель!», «Береги хлеб — наше богатство!» и «Уходя из квартиры — выключай электроприборы!» Но кто обращал внимание на эти лозунги? Кто выключал электроприборы? Кто берег хлеб? Кто сетовал, когда в гастрономе исчезали венгерские цыплята по рупь двадцать за кило, но была болгарская тушенка по восемьдесят копеек? Кто возмущался, когда в пивных барах кончалось чешское пиво, а было одно «Жигулевское»?
Только диссиденты и жиды — вот кто!
Однако почти всех диссидентов, включая пособника империализма академика Сахарова, КГБ уже отправило на восток. А жиды сами уезжали на Запад, очищая воздух и жилплощадь.
И в одной из очередей отъезжающих стояла в тот день Анна Сигал.
Это была веселая очередь людей, которые еще не могли поверить своему счастью.
Их — ОТПУСТИЛИ!
Месяцами они жили в тайном страхе, что им откажут и что всю оставшуюся жизнь им придется прозябать на дне — дворниками, кочегарами, мусорщиками и подсобными рабочими с учеными степенями кандидатов и докторов наук. «Как этот Шульман — вы знаете? Он всего-то доктор биологических наук. Ну какие секреты в биологии? А его уже шесть лет держат в отказе!» — «Что биолог! Вы знаете артиста Герцианова? Спрашивается, какая секретность у артиста? Третий отказ! А я инженер-энергетик. Так я последний месяц ни одной ночи не спала! Две пачки седуксена съела!..»