Русская драматургия ХХ века: хрестоматия

Через два месяца. Крещенский сочельник 19-го года. Квартира освещена. Елена и Лариосик убирают елку.

[Разговор Лариосика и Елены, признание Лариосика в любви Елене; объяснение Елены и Шервинского; появление Мышлаевского и Студзинского, оба в штатском.]

Мышлаевский. Здравствуй, Ларион! здорово, братцы, Петлюра город оставляет!

Студзинский. Красные в Слободке. Через полчаса будут здесь.

Мышлаевский. Завтра, таким образом, здесь получится советская республика. <…>

Николка. Апочему стрельбы нет?

Студзинский. Тихо, вежливо идут. И без всякого боя!

Лариосик. И главное – удивительнее всего, что все радуются, даже буржуи недорезанные. До того всем Петлюра осточертел!

Николка. Интересно, как большевики выглядят.

Мышлаевский. Увидишь, увидишь. Лариосик. Капитан, ваше мнение?

Студзинский. Не знаю, ничего не понимаю теперь. Лучше всего нам подняться и уйти вслед за Петлюрой. Как мы, белогвардейцы, уживемся с ними? Не представляю.

Мышлаевский. Куда за Петлюрой?

Студзинский. Пристроиться к какому-нибудь обозу и уйти в Галицию.

Мышлаевский. А потом куда?

Студзинский. А там на Дон, к Деникину, и биться с большевиками.

Мышлаевский. Так, опять, стало быть, к генералам под команду. Очень остроумный план. Жаль, жаль, что лежит Алешка в земле, а то бы он много интересного мог рассказать про генералов. Но жаль, успокоился командир.

Студзинский. Нетерзай мою душу, не вспоминай.

Мышлаевский. Нет, позвольте, его нет, так я говорю. Опять в армию, опять биться?.. «и прослезился»?.. Спасибо, я уже смеялся. В особенности, когда Алешку повидал в анатомическом театре.

Николка заплакал.

Лариосик. Николашка, Николашка, что ты, погоди!

Мышлаевский. Довольно! Я воюю с девятьсот четырнадцатого года. За что? За отечество! А когда это отечество бросило меня на позор? И я опять иди к этим светлостям! Ну, нет, – видали? (Показывает шиш.)Шиш!

Студзинский. Изъясняйтесь, пожалуйста, словами.

Мышлаевский. Я сейчас изъясняюсь, будьте благонадежны. Что я, идиот, в самом деле? Нет. Я, Виктор Мышлаевский, заявляю, что больше я с этими мерзавцами генералами дела не имею. Я кончил.

Николка. Капитан Мышлаевский большевиком стал.

Мышлаевский. Да, ежели угодно, я за большевиков, только против коммунистов.

Лариосик. Позволь тебе сказать, что это одно и то же. Большевизм и коммунизм.

Мышлаевский (передразнивая).«Большевизм и коммунизм». Ну, тогда и за коммунистов…

Студзинский. Слушай, капитан, ты упомянул слово «отечество». Какое же отечество, когда большевики. Россия – кончена. Вот, помнишь, командир говорил, и был прав командир: вот они, большевики!..

Мышлаевский. Большевики… великолепно, очень рад!

Студзинский. Да ведь они тебя мобилизуют.

Мышлаевский. И пойду, и буду служить.

Студзинский. Почему?!

Мышлаевский. А вот почему. Потому. Потому что у Петлюры, вы говорите, – сколько? Двести тысяч! Вот эти двести тысяч пятки салом смазали и дуют при одном слове «большевик». Видал? Чисто! Потому что за большевиками мужички тучей… А я им всем что могу противопоставить, рейтузы с кантом? А они этого канта видеть не могут. Сейчас же за пулеметы берутся. Не угодно ли?.. Спереди красногвардейцы, как стена, сзади спекулянты и всякая рвань с гетманом, а я посредине. Слуга покорный. Мне надоело изображать навоз в проруби. Пусть мобилизуют! По крайней мере, я знаю, что буду служить в русской армии.

Студзинский. Они Россию прикончили. Да они нас все равно расстреляют.

Мышлаевский. И отлично. Заберут в Чека, по матери обложат и выведут в расход. И им спокойнее, и нам.

Студзинский. Я с ними буду биться.

Мышлаевский. Пожалуйста, надевай шинель! Валяй, дуй! Шпарь к большевикам, кричи им – не пущу! Николку с лестницы уже сбросили. Голову видал? А тебе ее и вовсе оторвут! И правильно – не лезь! Теперь пошли дела богоносные.

Лариосик. Я против ужасов гражданской войны. В сущности, зачем проливать кровь?

Мышлаевский. Ты на войне был?

Лариосик. У меня, Витенька, белый билет. Слабые легкие. И кроме того, я – единственный сын при моей маме.

Мышлаевский. Правильно, товарищ белобилетник.

Студзинский. Была у нас Россия – великая держава.

Мышлаевский. И будет, будет.

Студзинский. Да, будет, – ждите!

Мышлаевский. Прежней не будет, новая будет. А ты вот что мне скажи. Когда вас расхлопают на Дону, а что расхлопают, я вам предсказываю, и когда ваш Деникин даст деру за границу. а я вам это тоже предсказываю, тогда куда?

Студзинский. Тоже за границу.

Мышлаевский. Нужны вы там, как пушке третье колесо, куда ни приедете, в харю наплюют. Я не поеду, буду здесь, в России. И будь с ней что будет. Ну и кончено, довольно, я закрываю собрание.

Студзинский. Я вижу, что я одинок.

[Далее следуют сцены: объявление о разводе Елены с Тальбергом и браке Елены и Шервинского; появление Тальберга; разговор Елены с Тальбергом по поводу развода; поздравление Елены и Шервинского. Мышлаевский просит Лариосика произнести речь.]