Русские имеют древнюю привычку хранить имена своих исторических врагов в кличках домашних животных, психологически точно выверенный путь преодоления страха перед врагами. Если именем врага назвать кота или собаку, то враг перестает быть страшным. И впрямь кошачье прозвище Мурзик напоминает нам о том, что этих хитрых, умных, ловких животных наши предки метко сравнивали с мурзой, татарским князем, вековым поработителем русского народа. Или вот в Сибири широко распространена собачья кличка Кучум, разумеется, в честь сибирского хана, побежденного Ермаком Тимофеевичем. Собак черной масти, причем исключительно дворняжек, в России непременно кличут Цыган. А теперь прикиньте, сколько бродит по России рыжих, вороватых, драных котов по кличке Чубайс. И с каким удовольствием дают русские люди этим самым котам-чубайсам пинка за их шкодливость и воровство, перебарывая свой страх перед убивающей нас государственной машиной, в которой настоящий Чубайс — один из главных маховиков. Почему имена врагов русского народа оказываются в кличках домашних животных? Во-первых, как я уже говорила, так преодолевается паралич воли перед лицом орудующего против нас противника. Во-вторых, наш язык исправно выполняет свою традиционную обязанность — сохранять в народной памяти имена врагов нации. И вот представьте, пройдетдвести-триста лет, русский народ преодолеет последствия разрушительной деятельности Чубайса, но имя этого персонажа язык донесетдо потомков в виде презрительной клички самых помойных и самых визгливых животных рыжей масти. Ничего не поделаешь, такова русская народная благодарность за чубайсовские дела, такова историческая злопамятность языка.
Русский язык хранит память о народах, ходивших на нас войной. Татары, шведы, поляки, немцы — с ними все ясно — внешние враги и постоянные приграничные соперники. Но вот что интересно, этнолингвистикой установлен парадоксальный факт: почему-то два народа, никогда не выступавшие против русских открытой войной, удостоились в русском языке наибольшего количества ксенофобских наименований. Эти два народа — цыгане и евреи. Причем их именами называют в русском языке вещи, которые похожи на настоящие, но только внешне. Разбавленную самопальную водку называют цыганское молоко, козу кличут жидовской коровой, луну — цыганским солнцем, мелкий короткий дождик, как ни на что не годный, прозван у нас жидовским дождем, сильный мороз — цыганским жаром. Жидками русские зовут кусачих насекомых и домашних муравьев, жидами зовут воробьев, которые тучей налетают откуда ни возьмись и сильно вредят крестьянским посевам. Цыганской рыбой прозвали головастиков, вроде и рыба, а не настоящая, жидолкой зовут мелкую рыбешку гольца, не годящегося в пищу. Интересно, что этими этническими названиями метят в русском языке опасные ядовитые растения, физалис, к примеру, зовут вишня жидовская. В Малороссии жидками именуют поганки, гриб-дождевик русские называют цыганский табак. Цыганское золото, еврейское золото — всякий поддельный под золото металл. Немалый перечень прилипчивых заразных болезней удостоены той же этнической меты: лишай — жид-жидовин, сибирская язва — жидовка, озноб — цыганский пот.
Что же хотели передать своим потомкам наши предки, закладывая свой жизненный опыт в самую надежную, самую верную, самую крепкую память — язык. Предупреждение. Пока не обрели собственного опыта общения с другими народами, быть всегда настороже с опасными для нас, русских, этническими соседями. Приведу свидетельство лингвиста Е.Л. Березович, специально изучавшей проблему лингвистической ксеномотивации и опубликовавшей результаты своих исследований в журнале «Вопросы языкознания» (М.,2007, № 1): «Предсказуем тот факт, что лидерами по количеству вторичных номинаций, по накалу экспрессии в лексике восточнославянских языков, а также целого ряда других европейских языков будут цыган и еврей, обозначения этносов, которые на протяжении многих веков являются чужими среди своих для восточных славян».