Русская фантастика 2007

— Вы чего тут расха… — высунулся навстречу грузчик в зеленом комбинезоне, но человек в черном пальто одним движением отшвырнул его с дороги, как пустотелый картонный муляж. Дерзкий пришелец смотрел лишь перед собой, и щели его глаз лучились от счастья.

— Вить, а ты зачем это снял?… — спросила рыжая девушка, склонившись над лежащими веером на столе четырьмя фотками.

В окнах студии смеркался быстротечный зимний день; стекла затягивало иссиня-серой мглой. Лампы струили голубовато-белый свет, сияющим бесплотным озером заливший пол и обшарпанную мебель логова Заруцкого. Рыжая девушка, временно ставшая хозяйкой богемной норы, слонялась между плитой, где пыхтели две кастрюльки, периодически трясущимся холодильником и рабочим местом— Виктора — тот, сидя враскорячку на облупленном винтовом табурете и закатав рукава, придирчиво осматривал новую глиняную голову на подставке.

— Как его будут звать? — положив подбородок на плечо бойфренду, Лена тоже уставилась на ком глины, где явственно обозначилось лицо.

— Бармалей, министр финансов. — Руки Виктора выделили веки изваяния, создали зрачки-вмятины. — Он тыщу лет лежал в гробнице. Смотри, он ест тебя глазами.

— И что он думает?

— «Ого! — думает он, — с театральным выражением продекламировал Виктор. — Белокожая девушка с огненными волосами! Наверно, она пылкая, как необъезженная кобылица Эх, здорово было бы обуздать такую!»

Лена засмеялась, обнимая Виктора сзади.

— Что за черную колоду ты снял? — оглянулась она на стол.

— Это? Не я, — Виктор колдовал над головой Бармалея. — Нашел на улице обрезок пленки, показалось занятно — какой-то странный надолб. Место незнакомое — и не найдешь, где есть такое.

— Вот еще, загадка, — Лена пренебрежительно пожала плечами. — Это ж рядом, где дом Светки Малышевой, отсюда полтора квартала, только надо смотреть от железной дороги — а ты ходишь другим путем. У них на стене узор кафелем, ни с чем не спутаешь — только ничего такого черного там нет. Зачем ты все с земли поднимаешь, Вить? Мало грязи в доме, что ли? Пленка какая-то… фу!

— Чем тебе фотки не угодили? — сердито нахохлился Виктор. — Лежат — и пусть лежат! Тебя не трогают!

— Ты не кричи на меня! Фотки эти — противные!

— Да почему?!

— Не знаю! Мне от них тошно сделалось! Давай я их выкину!

— Не хозяйничай.

— Сам-то хозяин! Ты сметаны к творогу купил? Нет? Значит, мне придется идти, как всегда!

— А обойтись нельзя?

— Сам жуй без сметаны, очень полезно, склероза не будет, — ворчала Лена, одеваясь. — Ну хоть дай я их с глаз уберу, эти фото!..

— Не трожь! Переложишь как убьешь — я потом никогда не найду. Сам уберу, — ополоснув глиняные руки в тазике, встал Виктор.

— Чтоб, когда я пришла, духу их не было, — категорически заявила подруга с порога. — Мне от них страшно и жить с тобой не хочется. Эта клякса — как дыра в гробу, и черт-те что копошится! Вот!

Виктор заглянул в пластмассовую миску с творогом и тяжело вздохнул, потом сбросил пленку с фотографиями в ящик стола. Звук ножа возник где-то под потолком, слабо взвизгнул и затих.

На автовокзале центральный зал ломился от пестрящих товарами ларьков и киосков. Людская каша ворочалась в тесноте между торговых точек, галдя и покрикивая, ругаясь и пытаясь начать драку у касс, а динамик под обветшавшей схемой рейсов хрипел и надрывался:

— Автобус на Октябрьский поселок рейсом восемнадцать двадцать пять задерживается выходом из гаража! Повторяю — автобус на Октябрьский поселок…

Толстые мордастые милиционеры в зимних шапках и пухлых куртках с омерзением и скукой обходили закутки и темные утлы, то пинком, то тычком резиновой дубины взбадривая притулившихся в тепле бомжей и бомжих. Синюшные одутловатые жители подзаборного пространства смиренно поднимали свои зловонные тела с заботливо расстеленных картонок и перебирались на другое место вместе с барахлом, набитым в рваные и крест-накрест заклеенные скотчем пакеты с лицами сияющих красоток. Достался хлесткий удар по филейным частям и бомжу в потасканном черном пальто, лежащему, поджав ноги, в обнимку с мешком из-под сахара. От удара человек дернулся, но мигом стих, ворча что-то вроде: «Ухожу я, ухожу, видите?…» — поднялся и, низко ссутулившись, побрел к выходу, волоча мешок по полу, покрытому слякотью из грязи, снега и опилок. Франтоватый бомж — в перчатках! Не выходя, он задержался в тамбуре и сел на корточки так, чтоб его не толкали, по соседству с широкогорлой и угловатой сварной урной, прикованной цепью к трубе. Вскоре рядом с ним остановился, как бы закурив, другой невысокий и крепко сбитый в черном пальто:

— Какие успехи?

— Немного того, сего… — Вокзальный бомж раскрыл мешок и стал выкладывать на пол всякое разное: две пачки поваренной соли, блоки сигарет и спичек, мешочек пшенки, пакет макарон, штук пять яблок в магазинной упаковке, лекарства в коробочках, золотые украшения в пакетиках, с пломбами и бирками ювелирных магазинов, деньги в пачках, обернутых банковской лентой, какие-то ордена и медали, пистолет «ТТ» и патроны к нему…