Русская фантастика 2008

— Вот я щас покажу консула… — Яшка вывалился из люка и скатился на пол.

Увидев, что уговоры действуют плохо, поручик зубами ухватился за кольцо «лимонки» и прошепелявил:

— Шерьежно говорю, гошпода, лучше вам меня не жлить!

— Врешь, контра! — Яшка напружинился, зорко следя за противником, словно тигр, наметивший в стаде антилоп самую вкусную. — Кишка у тебя тонка — подорваться!

— Осторожнее, Яша, — подал голос Мустафа. — И вы, гражданин, не торопитесь, глупостей натворить всегда успеете… — он медленно двинулся к поручику.

— Нажад, крашнопужие! — взвизгнул тот, не разжимая зубов.

— Спокойно, спокойно, — Мустафа предостерегающе поднял руку. — В случае добровольной сдачи мы гарантируем вам жизнь!

— Кто гарантирует? — удивился Яшка. — Да я его, гада, вот этой вот рукой! Э, чего там долго разговаривать!..

Он рванулся к поручику и вдруг полетел на пол, запнувшись о проворную серую тень, кинувшуюся под ноги. По-доминошному брякнув сухими мослами, тень вспрыгнула Косенкову на спину. За ней из темноты между ящиками немедленно выскользнула вторая, третья, четвертая…

— Ни хрена себе, мураши! — сказал кто-то из красноармейцев. Копошащаяся масса муравьев, каждый из которых лишь немного уступал размерами взрослому человеку, полезла из-за ящиков, покрывая стены и потолок станции сплошным ковром. Не успев испугаться, Егор, Катя, Мустафа и все до одного красноармейцы почувствовали себя крепко схваченными и обезоруженными.

— Доигрались, — мрачно бросил поручик, безропотно отдавая гранату обступившим его тварям.

— Что это? — жалобно пролепетал Джеймс, деловито раздеваемый муравьями, как елка по окончании праздников.

— Таможня, — вздохнул Яблонский, складывая руки на груди. — Не советую сопротивляться, господа, наши гостеприимные хозяева чертовски больно кусаются…

Его подхватили и понесли в темноту, вслед за красным командиром, бережно спеленатым клейкой массой.

— Как хозяева?! — Джеймс едва успел ухватиться за брюки, стаскиваемые с него вместе со связкой гранат. — Муравьи?!

— А разве я не сказал? Пардон… — поручик уплыл за ящики, индифферентно глядя в потолок. — Добро пожаловать в Новый Константине… — голос его оборвался.

Пока по широкому коридору таможенной тюрьмы сновали муравьи с грузом конфискованного оружия, ни Джеймс, ни Яшка не отходили от решеток своих камер, провожая каждый ящик тоскливыми взглядами и устало переругиваясь через проход.

— И как же я тебя, вражину, не разглядел?! — убивался Косенков. — Надо было сразу шлепнуть! Ведь учил меня товарищ Кирпотин: «Пожалеешь, Яша, пулю на одного гада, получишь сто ножей в спину революции!»

— Маньяк! — огрызался Купер. — Тебя лечить надо! Электричеством, на стуле!

— Суконка прибавочная! Эксплуататор!

Купер задумался. Его запас русских слов давно подошел к концу.

— Взбесившийся холоп! — выдал он наконец.

— А вот за «холопа» ответишь особо! — пообещал Яшка.

— И за безвесомость! — послышалось из дальней камеры.

— А ты, Прокопенко, вообще молчи! — вскинулся Косенков. — Об тебе уже постановление есть за моей подписью! А печать я тебе промеж глаз влеплю при первой моей возможности!

— Постановление! — плаксиво оправдывался Прокопенко в дальнем конце коридора. — Тебе бы так проблеваться, как нам с хлопцами! Да провисеть сутки кверху задом! Посмотрел бы я на тебя!

— Зараз посмотришь! — крикнул Яшка. — И не лезь в разговор, когда не просят! Не видишь, я классового врага изничтожаю?!

— Изничтожитель! — ядовито заметил Купер. — Просто-таки терминатор! Паутина на штанах не обсохла, а туда же!

— Да хватит вам лаяться, — поморщился Егор. — Башка трещит. Яшка, сердито сопя, отошел от решетки и с остервенением принялся отдирать от одежды остатки липкой муравьиной слюны.

— Подумали бы лучше, как выбираться будем, — Катя зябко поежилась и придвинулась ближе к Егору.

— Бесполезно, барышня! — в полутьме камеры тускло вспыхнул золотой зуб. — Чтобы с этого кичмана кто-то выбрался на своих ногах, так я с вас хохочу!

— Это кто там еще? — строго спросил Яшка.

Одна из трех безмолвных доселе фигур, сидевших у дальней стены камеры, зашевелилась, и на свет вышел прилизанный брюнет с жидкими усиками под вислым носом.

— Засохни, фитиль, — небрежно бросил он Яшке, подсмыкнув драные галифе, из-под которых торчали тесемки кальсон. — Твоей пролетарской жизни осталось на две затяжки!

Длинными желтыми пальцами он выудил из жилетного кармана крохотный чинарик, сунул его под усики и поджег фосфорной спичкой, ловко чиркнув ею о ноготь. Вспышка осветила его голые, расписанные татуировками плечи, костляво торчащие из вырезов жилетки.

— «За вами вскорости придуть конвойные…» — пропел брюнет, опускаясь на корточки перед Катей. — И это будет из печальных картин. Может, обнимемся на прощание?

Он выпустил ртом дымное колечко и тут же втянул его носом.

— Отвали, — сонно сказал Егор, незаметно сжимая пальцы в кулак.

Чем-то неприятно знакомым веяло от этого камерного артиста. Словно из прошлого вдруг пахнуло незабываемым ароматом Бутырского следственного изолятора, где Егора пытались расколоть на показания против отца.