Русская фантастика 2009

Зато сегодня я его отымел на полную катушку. Утром над лагерем пролетела большая птица с серыми перьями, я сумел подбить ее из бластера. Шмякнулась за холмом, метрах в пятиста от нас. Тейлор пустился за ней, а я, само собой, в обратную сторону. Тогда и обнаружил сборище.

Одну-то ящерицу я сразу узнал… Это по ее милости мы вчера ноги до колен стоптали. Но уж теперь я плюнул на яичницу и пристрелил тварюшку. И тут на меня кинулся большой птеродактиль, которого я и не заметил в траве — тот лежал совсем неподвижно. Я едва в штаны не наложил. Гадина подыхала очень долго, пыталась прорваться ко мне и что-то шипела, раскрывая зубастый клюв. Я прострелил ей голову.

Три громадные летучие мыши напали сзади. Первой я свернул шею, вторую бросил на землю и прибил ногой, третью пристрелил. А потом появился Тейлор и испортил весь кайф — не дал добить пару обезьян, верещавших около дохлой ящерицы. Мы с ним поругались немного.

Впрочем, даже он признал, что суп из птеродактиля вышел отменный. Я всегда умел готовить. Закусив бифштексом из летучих мышей, я вызвал с орбиты второй катер и погрузил в него трофеи. Чучело ящерицы решил подарить сыну — он просил что-то такое, экзотическое.

Завтра мы покидаем эту дерьмовую планету и никогда не вернемся. В Галактике столько подобных миров… Тейлор даже не стал наносить этот кусок грязи на карту.

Впрочем… Птеродактиль оказался вкусной тварью. Может быть, я и выберусь сюда еще разок, летом — надо научить сына охотиться. А то вырастет полудурком вроде Тейлора.

Александр Шакилов ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МУЖЧИНЫ

Сына, это все для тебя. Все-все для тебя. Ты не подумай, отец не забыл о дне рождения: ты уже большой, тебе шестнадцать. Ты — настоящий мужчина. Почти. Да-да, почти. А вот когда любимый папочка вернется домой, то…

Если вернется.

Ты не подумай, сына, не подумай…

Я — ради тебя.

…и себя тоже.

* * *

Люди Гюнтера, твари с нашивками-эдельвейсами на рукавах, преследуют меня уже более трех часов. Сто восемьдесят минут напряженной гонки по заснеженным вертикалям небоскребов. Сто восемьдесят минут охоты на меня, бывшего друга, а теперь — ронина и вора.

Я выбрал между сыном и дружбой-долгом.

Выбрал сына.

Выбрал себя.

Три часа… Хвала древним инженерам-разработчи-кам, термобелье справляется с нагрузкой. Бесшовные носки предохраняют стопы от микроударов и вибрации. На мне прапрадедовская флиска. Все мое обмундирование — наследство, передаваемое по мужской линии из поколения в поколение.

Сам я встал на лыжи всего семнадцать лет назад, когда мой отец… Не надо о грустном. Я собираюсь нарушить традицию.

Ледоруб врезается в стену возле правого ботинка. Тросик, приваренный к ручке, дергается, возвращая метательный инструмент владельцу. Я резко изменяю траекторию спуска и подгибаю ноги, рискуя вписаться кровавой буквой в какую-нибудь допотопную вывеску вроде «Кафе» или «Ресторан». Я буду свеженьким бифштексом, ха-ха, на празднике жизни далеких предков.

Или не буду.

Ибо не желаю.

* * *

…сегодня слишком холодно: ни единого пуховика возле остановок кресельных маршруток и гондол, а ведь обычно не протолкнуться. Те, у кого нет лыж, — низшие существа, бесправные и презренные, вынужденные передвигаться на общественном транспорте.

Вход в мою нынешнюю нору замаскирован голограммой — с виду обычный, ничем не примечательный сугроб. К тому же никто не знает, куда я переехал. Наверное, я чувствовал, что такслучится, поэтому заранее позаботился о новом убежище для семьи. Скрытая виртуальным завалом Мирра стоит у внешнего контура и кутается в широкий шарф; блестят льдинки в соболином воротнике:

— Санечка, что ты задумал? Санечка?

Я улыбаюсь в ответ, губы намазаны густой пастой, жирной и приторной на вкус. Я цепляюсь за трос бугеля.

Санечка… Обычно жена называет меня Алексом. Санечка… Мирра испугана.

Бывает..

Пройдет.

* * *

Горизонталь крыши огромного небоскреба, название которого забыто за ненадобностью. Небоскребы — не более чем детали местности, особенности рельефа. Да, когда-то люди жили в высотках, но не сейчас. Крыша — ледяная поверхность, избитая всеми ветрами; здесь совершенно нет снега, его просто сдувает. Я разгоняюсь коньком, рассчитывая перепрыгнуть на следующую такую же плоскость. Не тут-то было. Высокий, как потревоженный гризли, парень атакует меня в лоб, он выделывает неимоверные пируэты, он сечет морозный воздух острыми кантами — я еле уворачиваюсь, и то лишь потому, что «гризли» играет со мной, проще говоря, развлекается. Он — настоящий самурай.

Амортизаторы, встроенные в лыжи, подбрасывают мощное тело в воздух, руки-ноги в стороны, лыжи параллельны и перпендикулярны груди.

Уподобившись вертолету, «гризли» вращается вокруг своей вертикальной оси, он взлетает, угрожая кромками измолоть меня в фарш, в костную муку.

Опять прыжок — и удар: правая нога вперед, левая назад и вверх.