Русская фантастика 2012

Петюня сидит на мостовой за стеклянным кубом и плачет. Увидев меня, он всхлипывает и утирает нос рукавом. Но ничего не говорит. Боится. Рядом с ним ржут над чем-то сказочные стражники и снуют улыбающиеся горожане.

— Я бы отпустил тебя, — говорю ему, подходя. — Но у меня контракт.

— Я же тебя спас, — хнычет он. — Я же…

— А чего других-то не спасал? Но я обещаю, что твое содействие будет учтено при рассмотрении дела.

— Другие — они другие. Другие могут жить. Там. Не здесь, — тихо говорит он. — Они не понимают ничего, эти другие.

Вхожу в ловушку, кладу руку ему на плечо и считываю с образа шута все необходимые для задержания данные: идентификаторы «сферы», имя, фамилия пользователя, дата рождения, адрес, социальный статус, потоковое видео с онлайн-камеры его прибора.

— Я же тебя спас… — обреченно повторяет он.

Я изучаю видео и ошарашенно хлопаю глазами. Перед моим взором предстает больничная палата. Убогие часы над дверью, мутные разводы на плохо покрашенных стенах. В углу покосившийся старенький холодильник с наклеенным листом инвентаризации. На белой койке, в паутине проводов и капельниц, лежит обтянутый кожей скелет. У окна мигает огнями аппарат жизнеобеспечения, а рядом с кроватью сидит пожилая женщина с опустошенным лицом и читает книгу. Губы ее шевелятся, и я неожиданно для себя чувствую предательское щипание в носу.

Вот ты каков, Петюня. Вот что загнало тебя в конструкт… Террорист и маньяк. Хулиган и бунтарь. Калека и чей-то сын.

Губитель, спасший мне жизнь. Прикованный к кровати бедолага, вынужденный наблюдать за тем, как бездарно прожигают свою драгоценную жизнь те, кому повезло больше.

Я смотрю на Петюню и чувствую себя чудовищем.

А ведь обычно все предельно просто. Отчет в бригаду скорого реагирования, сопровождение группы захвата, высаженные двери, координация с бойцами, чтобы не спалить мозг преступнику, — и, собственно, само задержание.

Я представляю себе, как десяток затянутых в униформу лбов бегут по больничному коридору, врываются в эту палату, отталкивают в сторону женщину с книгой и ждут моего сигнала, чтобы схватить губителя.

Мне становится невыносимо тошно. Да еще это мерзкое свербение в носу, будто я смотрю финал какой-то слезливой драмы и все заканчивается так, как надо, как положено, но совсем не хорошо, не так, как мне хотелось бы.

Я встаю, выхожу из ловушки и отключаю ее. Вижу, как недоверчиво, но с надеждой смотрит на меня Петюня, и, ни слова не говоря, покидаю «сферу».

— Ты уже? — спрашивает меня Игнат. Я выбираюсь из недр саркофага, уверенный, что завтра же возьму отпуск. — Взял кого?

Я молчу, чувствуя где-то в глубине души постыдный укол сожаления. Вдруг кто-нибудь узнает, что сегодня эксперт «АРТ Индастриалс» отпустил опасного преступника? Тут одним нагоняем не обойдешься. Проблем будет выше крыши.

Но я не мог поступить иначе. Я бы никогда себе этого не простил.

— Быков? — окликает меня Игнат.

Я поднимаю на него вопросительный взгляд.

— Взял кого-то, говорю? Бригаду вызывать? — теряет терпение водитель. Позади него в свете фар по-прежнему лежит труп Борга.

Тоже ведь губитель.

Я смотрю на доброго Игната. Крепкий, здоровый, неглупый человек, который предпочитает сжигать свою жизнь под собственный виртуальный храп. Первостепенная цель для губителя.

Законопослушный гражданин.

— Нет, — говорю ему я. — Ушел, мерзавец.

Иногда я плохо выполняю свою работу. Иногда я сомневаюсь, ту ли сторону выбрал.

Сергей Булыга Эй, перевозчик!

Это мне так обычно кричат. Хотя какой я перевозчик? Это мой дед был перевозчиком, и прадед, и так далее. А уже когда моему отцу пришла пора заниматься перевозом, наша река начала быстро мелеть, да и течение в ней становилось все медленней, вода стала грязная, густая, с илом — и заболотилась наша река, не стало никакой возможности плавать по ней на лодке. Тогда мой отец вытащил лодку на берег, она и сейчас там лежит, догнивает, и сбил добрый, крепкий плот. На этом плоту он, может, еще лет десять перевозил всех желающих через реку. А после и плот застрял на мелководье, засосала его болотная грязь, и, если кому интересно, я могу показать то место, там еще видны торчащие из-под болотной ряски торцы бревен. Это все, что осталось от того плота. И с тех пор мой отец начал уже не перевозить всех желающих, а переносить их на своих плечах. Отец мой был крепкий, плечистый мужчина, он, если ему хорошо платили, мог перенести зараз двух седоков средней тяжести. Ну да и я, как вы сами видите, тоже не сказать чтобы уродился хилым. Я тоже могу перенести двоих, если мне платят двойную цену, то есть шестьдесят монет. А так я обычно беру тридцать.

Нет, брал до недавнего времени. А теперь все изменилось!